Вместе с Россией
Шрифт:
Потсдам, начало июля 1914 года
Европа, не слишком потрясенная убийством эрцгерцога — «На этих темпераментных Балканах всегда кого-нибудь убивают!», — нежилась под лучами летнего солнца на морских курортах и на загородных виллах, развлекалась в парках и ночных кабаках, выезжала на пикники и упивалась синематографом. Напряглись лишь нервы генеральных штабов великих держав европейского концерна. Забегали чиновники на Вильгельмштрассе, Кэ Д’Орсе, Даунинг-стрит, Певческом мосту.
Потсдам, куда прибыл прямо с вокзала кайзер,
Сам Вильгельм жил в эти дни как обычно. В 8 часов — гимнастика, в 9.30 — прогулка в Тиргартене, в 11.30 — доклады министров, затем завтрак. В два пополудни — поездка на автомобиле в Грюневальд с принцем Генрихом и прогулка там до трех. После трех император час отдыхал. В 7 часов — посещение драматического театра и оперы.
Однако, где бы Вильгельм ни находился — во дворце или на прогулке, за накрытым столом или в театральной ложе, — нигде его не отпускала мысль о том, что нельзя упустить случай, который ниспослало провидение.
Как начать войну — решать должен Коронный совет, назначенный императором на 5 июля.
Ровно в полдень в Мраморную галерею Нового дворца, где собрались принц Генрих Прусский, кронпринц Вильгельм, канцлер фон Бетман-Гольвег, статс-секретарь по иностранным делам фон Ягов, начальник большого генерального штаба фон Мольтке, статс-секретарь по военно-морским делам адмирал фон Тирпиц, другие высочества и высокопревосходительства, звеня шпорами, в полевой кавалерийской форме с боевым палашом вошел его императорское величество, кайзер Вильгельм Второй Гогенцоллерн. Господа офицеры, как и положено, встали. Император занял место во главе стола, в кресле, украшенном резным золоченым гербом империи.
Огромные окна зала были распахнуты в парк, откуда струился аромат зелени и цветов, доносился щебет птиц. В прохладе Мраморной галереи царило молчание и мрачная торжественность. Все члены Коронного совета хорошо знали, зачем они собрались сегодня здесь.
— Статс-секретарь фон Ягов! — обратился кайзер к министру иностранных дел. — Прошу высказать ваше мнение о теме сегодняшнего Коронного совета!
— Ваше величество! Ваши высочества! Ваши высокопревосходительства! — обратился фон Ягов к присутствующим. — Сейчас в Европе нет противной нам силы, готовой к войне. Россия будет боеспособна, по всем компетентным предположениям, минимум через два года. Тогда будут построены ее стратегические железные дороги в западных губерниях, могущие быстро перебрасывать войска; будет выполнена большая морская программа, которая сделает Балтийский и Черноморский флоты достаточно сильными, чтобы они могли тягаться с германским: количеством своих солдат она сможет задавить наши восточные границы.
Внимание слушателей было наградой фон Ягову, и он, то и дело взглядывая на императора, угадывая его настроение, продолжал:
— Франция и Англия тоже не захотят сейчас войны. Наша же группа, я имею в виду Австро-Венгрию, все более слабеет… — Статс-секретарь с сожалением склонил голову в печали, а затем снова высоко поднял ее. — Наши посланники доносят отовсюду, что ни в Петербурге, ни в Париже, ни в Лондоне сейчас не ждут войны. Стало быть, самый удобный момент для ее начала наступил!
— Ваше мнение принимается к сведению. Есть возражения? — обвел присутствующих взглядом император. Он сидел спокойно, опираясь левой рукой на эфес палаша.
Канцлер фон Бетман дернулся было, намереваясь что-то сказать. Его правильное лицо с седеющей бородкой клинышком и черными пушистыми усами было печальным. Кайзер знал, что Бетман — один из немногих сановников империи, который не одобряет втягивания в войну, поскольку она может привести к крупному столкновению с Англией. Поэтому он только скользнул по его выражавшей тревогу фигуре и уперся взглядам в начальника генштаба фон Мольтке.
«Печальный Юлиус» был краток.
— Германская армия полностью готова выполнить свой долг. Мобилизационный план был утвержден вашим величеством тридцать первого марта сего года!
— Что скажет германский военно-морской флот? — повернулся кайзер к другому своему близкому сотруднику — фон Тирпицу.
— Эскадры Северного и Балтийского морей выполнят любые задачи, поставленные вашим величеством. Подводные лодки, в том числе и большие морские, к выходу в море готовы. Противник будет отрезан от своих заморских территорий! — твердо, словно команды с мостика линкора, высказал свое мнение фон Тирпиц.
Император не пожелал больше никого слушать.
— Итак, решено! — Вильгельм встал и хлопнул ладонью по столу. — Начинаем дипломатическую и всю остальную подготовку к войне!.. Фон Бетман! Что вы хотите сказать? — обратился кайзер к своему канцлеру.
— Ваше величество! — несколько испуганно, но упрямо начал фон Бетман. — Ответственность за начало войны ни в коем случае не должна пасть на Германию! Весь мир ждет только успокоительных известий из Берлина и Вены. Полагаю, мы должны принять все меры дипломатической маскировки, чтобы наши противники, а не мы выглядели виновниками войны…
— Что вы предлагаете? — буркнул кайзер, сразу ухватив идею фон Бетмана.
— Прежде всего, ваше величество, вы не должны отказываться от уже объявленной поездки на отдых в норвежские фиорды. Затем начальник генерального штаба должен поехать, как обычно, на воды в Карлсбад, а фон Тирпиц — взять запланированный отпуск и где-нибудь укрыться от вездесущей прессы…
— Принимается! — утвердил кайзер. — Приступим к обсуждению практических мероприятий. Пригласите графа Сегени и графа Гойоса!
Адъютант императора, ожидавший приказаний возле дверей, отворил их и впустил в Мраморную галерею австрийского посла Сегени и секретаря министра иностранных дел Берхтольда — графа Гойоса, прибывшего накануне в Берлин с письмом императора Франца-Иосифа и меморандумом венского правительства о балканской политике Австро-Венгрии.
Оба графа вошли и заняли оставленные для них места. Они тоже понимали, о чем шла речь за закрытыми золочеными дверями этого зала. Император поднялся со своего кресла, подошел к посланцам союзной державы и, приняв свою любимую воинственную позу, отрывисто обратился к дипломатам, внимавшим ему с неподдельным трепетом.