Вначале их было двое...
Шрифт:
Степные птицы уже расположились на ночлег по гнездам; исчезли мотыльки и стихла трескотня кузнечиков. Новоселы заснули в полевом стане. И только Мира с Давидом все прохаживались, то уходя по тропинкам далеко в степь, то возвращаясь к стану. Перед тем как разойтись, они долго стояли рядом, словно не в силах были расстаться. И только когда на востоке появилась серая полоса рассвета, нехотя они разошлись в разные стороны.
Однажды в монотонную жизнь новоселов с лязгом и грохотом ворвалось неизвестно откуда взявшееся странное, доселе не виданное в этих местах железное чудище. Весь
— Без лошадей пашет, а сила, силища-то какая!
— Кто же тащит такую махину? Уж не сидит ли в ней нечистая сила? — послышались отдельные голоса.
Люди разводили руками, не в состоянии понять, откуда взялось это чудище. Они ощупывали его со всех сторон, пытаясь прикинуть, сколько оно может стоить, — словом, осматривали его так, как осматривают, прицениваясь, коня перед покупкой.
И Мира была там, в красной косынке, с переброшенной на грудь косой, с пылающим лицом. Она с завистью глядела на парня, который, немного рисуясь, лихо поворачивал послушную машину.
— Это что? Трактор? — спросила Мира у парня.
— Ага, — утвердительно кивнул головой парень.
Мира еще немного повертелась около машины и нерешительно, почти шепотом спросила тракториста:
— Как можно научиться работать на тракторе?
— Трактористкой хочешь стать? — Парень оглядел Миру с головы до ног и, насмешливо ухмыляясь, добавил: — Это тебе не лошадь погонять; с лошадью как — отпустил вожжи, помахал для острастки кнутом, она и пошла и потянула, а вот научиться работать на тракторе потруднее будет. Это тебе не чулок заштопать или котелок картошки сварить. Твое дело бабье — знай, сверчок, свой шесток.
— Ничего, — рассмеялась Мира, — я такая, что и черта не побоюсь.
— Черта рогачом прогнать можно, а мой трактор не только девки с рогачом — ничего на свете не боится.
— Но и мне он не страшен. Я еще с ним померяюсь. Он у меня пойдет, да еще как! — уверенно сказала Мира.
Она отошла от трактора, а задетый за живое парень закричал ей вслед:
— Уж очень ты бойкая, как я погляжу! Сначала лошадью научись править как следует. А то на тракторе хочет работать!
На первом комсомольском собрании шестьдесят второго участка, где строился новый степной поселок Заря, Давида Дашевского выбрали секретарем комсомольской ячейки. Дружба его с Мирой с того времени еще больше окрепла. Они всюду бывали вместе: на совещаниях, собраниях, политзанятиях — и повсюду жарко спорили по самым разнообразным вопросам. Если сказанное Мирой вызывало у него сомнение, он начинал, как на митинге, размахивать руками, горячился и шумел:
— Это не по-пролетарски! У тебя психология хромает. Тебя еще подковать надо как следует, тебе еще вариться и вариться в пролетарском котле!
Даже вопрос о тракторе, о котором Мира часто думала с тех пор, как он появился в поселке, Давид рассматривал «с точки зрения мировой революции».
Нажимая на букву «р», Давид говорил громко, почти кричал:
— Трактор — это, понимаешь, смычка пролетариата с трудовым крестьянством. Трактор — в мировом масштабе, понимаешь, перепашет мелкобуржуазную психологию. Так говорили учители наши: товарищ Карл Маркс, товарищ Фридрих Энгельс и товарищ Ленин.
Мира смотрела ему в рот и очень завидовала другу: он заправский оратор. Ей казалось, что такими должны быть все настоящие комсомольцы, и было обидно, что она все еще разговаривает попросту, по старинке, как говорили ее мать и отец, как говорят все.
Открыться ли ей Давиду? И если открыться, то как выразить страстное желание стать трактористкой, которое не давало ей покоя с того дня, когда она впервые увидела трактор?
Она долго подбирала самые нужные, как ей казалось, слова и наконец решилась.
Однажды ранним утром, как только открыли маленькую комнату, где помещалась комсомольская ячейка, она пришла к Давиду и одним духом выпалила:
— Я хочу помочь смычке пролетариата с трудовым крестьянством и поэтому прошу комсомольскую ячейку направить меня на курсы трактористов.
— На курсы трактористов? — переспросил Давид, поднявшись с места, как будто собираясь произнести целую речь. — На курсы трактористов? И ты, зная задачи, которые стоят перед нами в мировом масштабе, смеешь думать о себе, о своих личных интересах? На курсы трактористов! А почему я не прошу послать меня на эти курсы? У меня, пожалуй, больше права на это, чем у тебя… Да ты знаешь, как называется твой поступок, как называется то, что ты возомнила о себе? Ин-ди-ви-ду-а-лизм! Ячество! Нет, надо проверить твою психологию.
— Я индивидуалистка? Я?..
Миру точно обухом по голове ударили. Ее никогда еще и никто так не оскорблял. А тут Давид… Вне себя от обиды она в тот же день уехала в районный центр и вернулась с путевкой на курсы трактористов.
…И вот весной, когда талая вода уже отшумела в оврагах и балках, к конторе подъехала на тракторе девушка в больших очках и синем комбинезоне. То была Мира.
— Мира едет!.. Мира едет на тракторе!.. Вот огонь-девка! Вот сорвиголова, казак в юбке! — послышались голоса.
Опять сбежался весь стан от мала до велика. Мира улыбалась — счастливая, смущенная и вместе с тем гордая собой.
— Ты трактористка? Настоящая трактористка? — кричали парни и девушки. — Такой железный богатырь, а слушается девки! Подумать только…
А ребята-то, ребята! Одни принесли воду, другие налили ее в радиатор, и все нежно поглаживали машину — ну совсем как любимого коня.
С этого вечера все стали называть его «трактором Миры»; едва донесется из степи шум мотора, как уже раздаются возгласы:
— А, это трактор Миры!
До позднего вечера ребята иной раз не расходились по домам, всё выглядывали, не сверкнет ли трактор огненными глазами фар, не покажется ли Мира на своем железном коне.
Да и не одни они. Упорнее и дольше всех поджидал Миру Давид. Он уже давно жалел о том, что повздорил с ней, и хотел как-нибудь загладить размолвку и помириться. Однажды он подстерег ее на пути домой и подошел к ней. Ему очень хотелось рассказать, как он тосковал, как ждал писем, как был огорчен и обижен, не получая от нее ни строчки. Но Давид не знал, как выразить свои чувства. Больше того, он стыдился их, полагая, что тосковать по девушке — это мещанство.