Вне подозрений
Шрифт:
Но опять же предположим, что кто-то абсолютно искренне считает и верит, что он — или она — не совершал убийства. Такой человек вообще не думает о преступлении. Поскольку он не испытывает чувства вины, его реакции на вопросы частных детективов или полиции будут реакциями невиновного.
Неожиданно Батлер прервал речь, отпустив кнопку записи.
Пришедшая ему в голову мысль — нелепая и в то же время приводящая в ярость — заставила его устремиться к двери, но, вспомнив о диктофоне, он быстро вернулся и отключил его.
Что, если наблюдатели снаружи
Подкравшись к задней двери, Батлер открыл ее и вышел из дома. Он даже не вспоминал о том, что на нем только халат, пижама и шлепанцы, но, если бы вспомнил, это не помешало бы ему перейти Кливленд-роу и войти в Конюшенный двор. К тому же в этом уединенном месте прохожих практически не было.
Туман сгустился, и уличные фонари превратились в искорки. Чувствуя асфальт под шлепанцами, Батлер шагнул в Конюшенный двор. Наблюдателей стало четверо.
Двое стояли за арками музея, третий — в тени дальнего конца Йорк-Хаус, а четвертый был почти не виден на фоне железной решетки у ворот, которые выходили на дорожку, спускающуюся к Мэлл.
— Здесь есть полицейский? — громко осведомился Батлер. Казалось, его голос отозвался эхом. — Если есть, отзовитесь!
Никто не ответил и не двинулся с места. Где-то шаркнула нога.
Правая пола халата Батлера откинулась. Он взвел курок револьвера, придерживая его указательным пальцем.
— Даю вам последний шанс, если это шутка!
Это не было шуткой.
Батлер понял, что в гневе совершил две глупости. Во-первых, если наблюдателей было еще больше, они могли оказаться у него за спиной, а во-вторых, плохое освещение препятствовало меткой стрельбе.
Слыша царапание собственных шлепанцев о гравий, он начал пятиться назад. Из-под ноги выскользнул и отскочил камешек. Знакомые лондонские трубы окружали пустое пространство. В музее как-то выставляли подлинную дверь Ньюгейтской тюрьмы и реконструкцию камеры смертников.
«Это не полицейские и даже не головорезы Золотозубого. Это члены сатанистской секты, потеющие в своей респектабельности. Но они думают, что я единственный, кто знает о них, и поэтому вынуждены убить меня».
Батлер добрался до парадной двери своего дома. На сей раз он тут же запер ее. Он тоже потел, но не от обычного страха. Ему казалось, будто снаружи собирается все больше людей, безмолвно направляя на дом силы зла.
«Респектабельность! — прозвучал у него в голове презрительный голос доктора Фелла. — Все гангстеры вселенной, мой дорогой Батлер, выглядят не более опасными, чем это, — щелчок пальцами, — если сравнивать их с внешне респектабельными и богобоязненными личностями, которым угрожает разоблачение!»
Батлер положил револьвер в кобуру и запахнул халат.
По всей вероятности, револьвер бы ему не понадобился. Очень может быть, что наблюдатели не были вооружены. Но кто-то должен прийти, чтобы убить его…
А тем временем нужно было закончить диктовку. Если
Он снова сел перед диктофоном, заняв позицию, дающую возможность присматривать за входной дверью. Видя, что торой восковой цилиндр почти использован, Батлер заменил его и взял микрофон.
— Последние пункты обвинения убийцы, — заговорил он, потом зажег сигарету и продолжал с тем же безжалостным хладнокровием: — Рассмотрев работу его ума, я перехожу к следующему и, вероятно, наиболее важному в психологическом смысле пункту: Китти Оуэн и яд в зеленой вязальной корзине.
Как нам известно, Ричард Реншо имел огромное влияние на женщин. В его привычке было сближаться с ними, а потом выбрасывать, как ненужный хлам, что произошло и с его собственной женой.
Китти Оуэн всего восемнадцать лет, она валлийского происхождения и легко поддается внушению. Но нет никаких доказательств, позволяющих связывать Китти с Реншо. Напротив, ее замечания и поведение свидетельствуют не более чем о легком увлечении, возможно, даже о страхе. Но у нас есть неопровержимые доказательства (смотрите выше), что Китти испытывала безобидное обожание школьницы к кому-то другому.
Именно Китти заменила графин с безвредной водой графином с отравленной. Моя первоначальная мысль была правильной, но я неверно истолковал весь эпизод и его смысл — многое в этом деле оказалось перевернутым, как крест Сатаны.
Таким образом, подлинный метод…
— Добрый вечер, — прервал Батлера голос позади.
Секунд десять он сидел, не оборачиваясь, как парализованный. Почти бесшумное урчание воскового цилиндра стало громким.
Но Батлера парализовал не страх — у него было мало причин бояться обладателя этого голоса. Его оглушило сознание собственной глупости — казалось, со времени последней встречи с Золотозубым он совершал одну ошибку за другой.
Выйдя из дома, Батлер на несколько минут оставил парадную дверь открытой. Любой мог войти и сесть в кресло напротив, а он, сосредоточенный на другом, ничего бы не заметил.
— Добрый вечер, — машинально отозвался Батлер и выключил диктофон.
Джойс Эллис в вечернем платье шагнула из-за камина и встала лицом к нему.
— Я говорила вам, — спокойно сказала она, — что больше не увижусь с вами, пока не смогу доказать личность убийцы. Ну, я принесла мое доказательство.
— В самом деле, дорогая?
Платье Джойс было цвета пламени и с буфами на рукавах. Оно не изменило ее внешность — лишь подчеркивало красоту серьезного лица, серых глаз и темных волос, завитых на затылке. В руках она держала туго набитую сумку.