Вне подозрений
Шрифт:
— Да, прошу вас, прямо к нему, — не колеблясь, заявил Лангтон. — Ну и каковы ваши впечатления, Трэвис?
— Очень грустные, — отозвалась она. У нее забурчало в животе.
— Да уж, бег в замкнутом круге. И если этот парень, Грин, нас не порадует, то придется по возвращении самим составлять фоторобот с поправкой на возраст.
— Как это вы меня выследили? — удивился Грин, когда они попали к нему в дом.
— Не без труда, — улыбнулся Лангтон. — Вам и впрямь на месте не сидится.
— Что же, тут и понимать нечего.
— Да, я знаю, — кивнул Лангтон.
— Терпеть не мог свою работу. Вот почему и перешел в отдел краж. Вам известно, что там со мной случилось? Пробыл там всего два года, и этот проклятый молокосос-наркоман прострелил мне ногу.
— Не судьба.
— Это еще мягко сказано. Ведь тринадцать лет было засранцу. А дал бы я волю рукам — и загремел бы за убийство.
— Энтони Даффи, — спокойно напомнил ему Лангтон.
— Да, верно. Мы его допрашивали, вызывали в отделение. Вы о Барри Сауфвуде слышали? — Грин засмеялся. — Ну и ловкач, гроза всего Манчестера. Сколько шпаны завербовал, вот дьявол! Ему грозили, предупреждали — будь поосторожнее, — а он лишь поплевывал. Но совсем сдвинулся на сексе. Просто маньяк.
— Энтони Даффи, — повторил Лангтон.
— Верно. Я уж тут ломал себе голову и старался поточнее вспомнить.
— И? — не отставал от него Лангтон.
— Так вот, мы его допрашивали, а было это в 1983 году. Его мать, Лилиан, подобрали где-то на окраине, избитую, всю в крови и синяках. Как же она тогда орала! А когда оклемалась и привела себя в порядок, сказала, что хочет предъявить обвинение в изнасиловании и разбойном нападении.
— А вы пользовались тампонами?
— Нет, в то время анализы ДНК не проводились, не то что теперь.
— Она настаивала на обвинении?
— Да. Утверждала, что этот малый пытался ее задушить, но она сопротивлялась и смогла убежать.
— Когда она призналась, что это был ее сын?
— Я не уверен. Честно говоря, никто из нас ею особо не интересовался. Ведь с ней проблем — вагон и маленькая тележка. Потом с ней встретилась одна наша служащая из группы по случаям с изнасилованием. Она вернулась и передала, что Даффи решила отказаться от обвинений и готова изменить свои показания. Когда мы зашли в камеру, Даффи заахала, заахала и повторяла, что она ошиблась. Это был не клиент, а ее родной сын, и она не желала портить ему жизнь.
Лангтон, взмахнув рукой, перебил его:
— По-вашему, когда на нее напали, она не знала, что это ее сын? Она лишь потом обнаружила это?
— Трудно сказать. Вероятно. У них в доме был полный набор старых шлюх. Одна другой хуже. Настоящий хлам. Они жили на Шаллкотт-стрит, 12. Не место, а чертова дыра. Бесконечные драки и мордобой, «Скорая помощь» там каждый день дежурила.
Лангтон
— А когда у вас в полиции снова всплыло имя Энтони Даффи?
Грин поджал губы. Он взял маленький блокнот с краткими записями и перелистал его страницы.
— Вы должны помнить, я работал в полиции нравов, а не в отряде убийств. А, ну вот, нашел. Точной даты у меня нет, но, возможно, это случилось пятнадцать или двадцать лет назад. На какой-то глухой пустоши. Туда сваливали ржавые машины, холодильники и прочую утварь, и городской совет распорядился очистить территорию. Там и нашли труп Лилиан. О ее исчезновении даже не докладывали. На место прибыли сотрудники отдела убийств и установили, что она давно мертва. По меньшей мере полгода. Я видел снимки в морге, когда меня вызвали. Страшно было смотреть, как над ней потрудились собаки и лисы. До сих пор жуть берет. Ее задушили колготками, а руки связали за спиной ее лифчиком. После прибыла полиция нравов, и в газетах появились заметки. Возбудили дело по обвинению в насильственной гибели. По-моему, Барри Сауфвуд постарался и раздобыл кое-какие подробности. А затем я услышал, что они арестовали ее сына, Энтони Даффи.
— Вы его видели?
— Нет, не видел. Одна из девушек сказала — не верится, что у потаскушки вроде Лилиан мог быть такой красивый сын. Одет с иголочки, воспитан, ни разу голоса не повысил — так мне говорили. Он тогда, кажется, учился в колледже. Ну так вот, его допросили и отпустили, не предъявив никаких обвинений.
— А еще что-нибудь было?
Грин пожал плечами.
— Нет, ничего. Впрочем, я потом выпил несколько пинт с полицейским, который его тогда арестовал. И он признался — они все считали, что Даффи мог ее убить.
— Почему мог? Что вы имеете в виду?
— Да потому, что он себя странно вел. И было в нем что-то зловещее. Ни слез его никто не видел, ни сожалений не слышал, вообще никаких эмоций.
— Значит, в полиции ему не поверили. И у них возникли подозрения. Отчего же его освободили? У него было алиби?
— Не знаю. Возможно. Послушайте, она умерла столько лет назад. Свидетелей не нашлось, оружия там не было. А девушки, которые ее видели, давным-давно разъехались. Они и в то время ничего не помнили — не смогли ответить, куда она отправилась и с кем. Повторяю: о ее исчезновении даже не доложили.
Лангтон искоса взглянул на Анну.
— Вы хотите о чем-то спросить?
Она замялась.
— Вы можете вспомнить имена других женщин, живших в ее доме? — Анна открыла блокнот.
— Какая-то немыслимая просьба. — Грин озадаченно почесал голову.
— Если я назову несколько имен, вы сумеете узнать среди них знакомое?
— Разумеется. Но это было так давно. И многие из них, вероятно, уже в могиле.
Лангтон кивнул ей.
— Мэри Тереса Бут, — начала Анна.
Грин покачал головой. Она продолжила перечислять список жертв. Он откликнулся на имя Мэри Мерфи, опять покачал головой, когда она назвала Берил Виллиерс и Сандру Дональдсон, но, услыхав о Кэтлин Кииган, немного заколебался.