Вне себя
Шрифт:
— Мой номер 4937 084312 75009, срок действия до июня 2004.
Мюриэль пристально смотрит на меня. Я не отвожу глаз, но перестаю дышать.
— Здравствуйте, мистер Харрис.
Мы одновременно выдыхаем и улыбаемся друг другу. Она, похоже, испытывает такое же облегчение, как и я, освободившись от вполне обоснованных сомнений на мой счет. Мне приятно видеть, как она счастлива, что я не псих. Она все еще чувствует себя ответственной за аварию и мою кому, хотя я успел создать ей массу проблем.
— Чем могу вам помочь? — спрашивает голос из лежащего между нами на подлокотнике телефона.
— Я потерял карточку, мисс, хотел бы заблокировать ее и получить новую.
— Хорошо, сэр. Вы позволите задать вам несколько вопросов?
— Пожалуйста.
Следуют обычные вопросы: место рождения, дата рождения, девичья фамилия матери… Я отвечаю сразу, не задумываясь, автоматически.
— Ваш постоянный адрес?
— 255, Соумилл-Лейн, Гринвич, штат Коннектикут. Но сейчас я живу в Париже: 1, улица Дюрас, восьмой округ…
— Хорошо. Вы желаете получить новую карточку по этому адресу?
— Нет, ни в коем случае!
Я вздрогнул так сильно, что выронил телефон. Мюриэль поднимает его, вкладывает мне в руку.
— По какому адресу, сэр?
Я вопросительно смотрю на нее. Она колеблется секунд пять, потом медленно диктует:
— Квартал Нумеа, Сите-дез-Иль, Клиши 92110. Мюриэль Караде.
Я повторяю адрес и чуть опускаю веки: спасибо.
— Ну вот, — говорю я, возвращая ей телефон. — Простите, что ввел вас в расход. Как только получу карточку, приглашаю вас в лучший ресторан Парижа.
Моя горячность почему-то действует на нее как ушат ледяной воды. Эйфория, ненадолго охватившая нас обоих, когда мне удалось доказать, что я — это я, и одновременно перекрыть кислород самозванцу, сменяется неловкостью иного рода. Она, видно, подумала, что я ее, как это теперь называется, клею. Я лихорадочно соображаю, как бы рассеять недоразумение, не нахамив ей.
— Это ничего не доказывает, Мартин.
— О чем вы?
— Я хочу сказать: это не доказывает, что настоящий — вы, а не тот, другой. Вы могли где-то подсмотреть номер кредитки и запомнить его, как и все остальные данные, впрочем. То, что вы сейчас сделали, уж извините, может с тем же успехом называться подлогом.
Я развожу руками и бессильно роняю их на колени.
— Поймите, я вовсе не обвиняю вас во лжи. Но полиции, если она вам не верит, это ничего не даст.
Я убито откидываюсь назад, упершись затылком в подголовник, закрываю глаза. Она лепечет, что ей очень жаль, но лучше все-таки поехать в больницу. Я вдруг с силой бью кулаком по подлокотнику.
— Но зачем бы мне это делать, черт возьми? Если бы я хотел присвоить чужую кредитку, то почему у вас на глазах? Ну хорошо, давайте поедем в НИАИ в Бур-ла-Рен, и я за пять минут докажу вам, что я — известный в Соединенных Штатах ботаник. Мои работы можно найти в интернете, наверняка где-то есть моя фотография…
— Ну да, прямо сейчас и поедем! — в свою очередь взвивается она. — А если там окажется не ваша фотография, вы будете уверять, что он взломал сайт…
— У вас есть другое объяснение? — фыркаю я, взбешенный тем, что она заранее обрекает любую попытку на провал, и еще сильнее — тем, что мне и в голову не приходила гипотеза, которую она сейчас так логично сформулировала.
— Да. Вы могли прочитать статью о нем незадолго до аварии…
— Ну конечно, статью, в которой был указан номер его кредитной карточки!
— Послушайте, Мартин, я уж не знаю, что и думать. Я, конечно, хочу вам помочь, но всему есть предел!
— Вокзал Монпарнас, — заявляет какой-то тип, вваливаясь в машину.
Он плюхается на заднее сиденье, захлопывает дверцу. Мюриэль, обернувшись, говорит ему, что такси занято.
— Дождь! — ноет он. — Битый час тут торчу, хоть бы одно такси остановилось! Я вас умоляю…
— Ладно, — говорю я и распахиваю дверцу. — Только одолжите мне евро на автобус, я сразу же верну, когда…
— Далеко же вы уедете с одним евро.
— У меня поезд через двадцать минут! — нудит тип на заднем сиденье.
— Мне плевать! — рявкает на него Мюриэль. — Я разговариваю! А вы сидите! — прикрикивает она на меня, закрывая дверцу. — Ладно уж, отвезу вас в Бур-ла-Рен, а его подбросим на Монпарнас, это по дороге.
Она трогает машину так резко, что меня прижимает к сиденью.
— Спасибо, — говорит пассажир.
Пока она лавирует в потоке машин, он названивает по мобильному, раз, другой, говорит, что уже едет, просит перенести совещание в Нанте, если он не успеет на поезд. Каждому собеседнику повторяет одно и то же, но разным тоном, от почтительного до приказного, и ритм грассирующего голоса окутывает меня непроницаемым пузырем. Мне хочется остаться в нем одному. Я закрываю глаза, расслабляюсь, собираю себя по частям. У кого-то тоже есть проблемы, другие, не мои, и на их решение тратится больше энергии, чем они того стоят, — это как-то успокаивает.
— А кроме вашего сайта, чем еще вы могли бы меня убедить?
Я открываю глаза и с горечью констатирую, что каких-то двух километров на размышление ей хватило, чтобы переметнуться во враждебный лагерь.
— Мюриэль, все обстряпала моя жена. Она узнала об аварии, решила, что я умер, и выдала своего любовника за меня…
— Не проще ли было остаться вдовой?
Ответить мне нечего, и я продолжаю свое логическое построение. Лиз могла вычеркнуть меня из своей жизни и вместе с сообщником ввести в заблуждение всех соседей, но и только. В Бур-ла-Рен он никого не сможет одурачить. Тут будет мало фальшивого паспорта и вызубренной наизусть биографии: двадцать лет работы, изысканий, открытий не сымпровизируешь; если он заменил меня в семье, то в профессии это не так просто.
— Мой коллега Поль де Кермер, который и пригласил меня во Францию, чтобы приобщить результаты моих исследований к своим работам, часами общался со мной через интернет, он знает все мои труды о разуме растений… Его обмануть невозможно!
— Еще только без пяти, вот это да! — радуется пассажир на заднем сиденье. — Сколько я вам должен?
— Девятнадцать десять, — отвечает Мюриэль, показывая на счетчик, который работал для меня.
Он дает ей двадцать евро, говорит, что сдачи не надо, и на рысях бежит к вокзалу, зажав под мышкой атташе-кейс. Мюриэль протягивает мне банкноту. Я качаю головой. Она настаивает: у меня ведь нет при себе денег, а проезд я оплачу, когда получу новую карточку. Как просто и естественно она снова приняла мою сторону — это обезоруживает. Я прячу двадцатку в карман.