Вне закона
Шрифт:
Том Ламберт поспешно сдернул шляпу, и его давно нестриженные волосы, поднявшись, вновь легли на голову.
— Да, — буркнул он.
— Да, сэр, — поправил его Ларри.
— Да, сэр, — повторил конюх.
— И пока джентльмен разговаривает с тобой, не поворачивайся к нему спиной. Ясно?
— Ясно, сэр, — со вздохом произнес Ламберт.
— А Фортуну мою почисть щеткой. Но только ласково и нежно. Представь, что это не лошадь, а бриллиант, требующий полировки. Дашь ей самого лучшего сена, а затем отборного овса. Ты понял меня, Ламберт?
— Да, сэр. Я сделаю все, как вы сказали.
— Ну, тогда всего хорошего, Ламберт!
— Доброй вам ночи, сэр.
Ларри вышел из конюшни, а конюх, оставшись один, еще долго смотрел ему вслед.
— Он чуть было меня не убил! — наконец воскликнул старик. — Да этот Линмаус был готов разорвать меня на части, будь он проклят!
Немного успокоившись, Том Ламберт занялся Фортуной.
Тем временем Линмаус, медленно ступая по лестнице, поднялся на веранду. Голоса людей, сидящих на стульях, что стояли вдоль стены, тут же стихли. Все присутствующие дружно посмотрели на Ларри и презрительно скривили рты.
Среди этих людей было немало тех, чьим мнением Ларри особенно дорожил и чье доброе слово для него много значило. Увидев их глаза, он с ужасом понял все, что они теперь о нем думают.
Входя в холл гостиницы, Линмаус услышал, как кто-то довольно громко произнес:
— Вот это да, Джимми, он даже голову не опустил! Как тебе это нравится?
Рослый, грубоватого вида парень с нависшей на глаза густой челкой перегнулся через перила веранды, что-то пробормотал, а затем громко захохотал.
Линмаус застыл в дверях, потом сделал шаг назад.
— Кто-то из вас смеялся? Или это собака лаяла? — небрежно бросил он.
Парни, собравшиеся от нечего делать у входа в гостиницу, разом замерли.
Лохматый, тот, что только что хохотал, резко обернулся и посмотрел на Линмауса.
— Это ты смеялся? — уточнил Ларри. В его вопросе звучала угроза.
— Да, я! — гаркнул лохматый. — Смеялся я. Ну и что из этого?
— Просто хотелось узнать, кому это вдруг стало так весело. Люблю хорошие шутки. Может, расскажешь, что тебя развеселило? — приблизился к нему бандит.
На веранде гостиницы было сумеречно, но еще достаточно светло, чтобы парень мог отчетливо разглядеть Линмауса. Увидев выражение его лица, он молча открыл рот и застыл.
— Так, значит, никто не шутил? Выходит, все-таки это собака лаяла? — повторил Ларри и надвинулся на лохматого.
В испуге тот отступил назад. У него подогнулись колени.
— Когда собака лает, ее заставляют замолчать. С помощью кнута. Запомни это! — велел Ларри и вразвалку направился к двери.
У всех сидевших на веранде от удивления отвисли челюсти. Не дойдя до двери, Линмаус обернулся и по очереди посмотрел каждому в лицо. Никто не смог выдержать его пристального взгляда, все дружно потупили взоры.
Ларри входил в гостиницу, когда тишину на веранде прервал уже не смех, а шум, похожий на приглушенный гвалт стаи встревоженных ворон. С таким отношением к себе он еще не сталкивался. Отчаянными поступками, совершенными в прошлом, знаменитый бандит обычно срывал аплодисменты. Но сейчас все переменилось. И тут услышал, как за его спиной кто-то презрительно и очень отчетливо произнес:
— Он же прекрасно знает, что Кресса среди нас нет!
Так вот что так резко изменило отношение к нему!
Ларри подошел к стойке администратора и попросил комнату. Затем в сопровождении гостиничного клерка поднялся по лестнице на второй этаж. Его номер оказался в конце коридора и был довольно приличным.
— Что-нибудь желаете, сэр? — поинтересовался клерк. Его услужливый тон и почтительно склоненная голова говорили о том, что этот малый уже знал, чем закончился разговор Линмауса с конюхом Ламбертом.
— Пока ничего не надо, — отозвался Ларри.
Дверь за клерком закрылась, и он остался один.
Юноша долго стоял у окна, глядя на закат, окрасивший горизонт в пепельно-красный цвет, на окна домов, в которых отражались последние лучи заходящего солнца, на струйки дыма, вьющиеся над каждой крышей и похожие на руки, пытающиеся коснуться неба.
Ему казалось, что мир населен людьми, жаждущими только славы, и ничего больше.
Еще вчера, глядя на темную ночь, окутавшую этот маленький городок, Ларри любовался бы ее величественным безмолвием, но сейчас его сердце заледенело. Воспоминания о Джее Крессе, о банкире Оливере и его дочери Кейт холодили душу. Однако горькое чувство обиды и овладевшее им возмущение нисколько не мешали ему трезво мыслить. Он понимал, что его мечты начать новую жизнь безнадежно рухнули, растворились как дым. Какими же жалкими и ничтожными оказались люди, окружавшие его! Злыми и подлыми, как звери!
Линмаус смотрел в ночь широко открытыми глазами и вспоминал прожитые годы.
А попадался ли на его пути хотя бы один мужчина, женщина или даже ребенок, которые заслуживали бы доверия? Заложена ли в людях вообще хоть малая частица милосердия и любви к ближнему, к которым призывал Господь? Нет, ни любви, ни сострадания он не встречал.
В эти минуты мир казался ему безжизненной пустыней.
Глава 9
СОВЕТ ШЕРИФА
От размышлений о жизни Ларри перешел к более прозаическим вещам — решил привести себя в порядок. Умываясь, он почувствовал на лице легкую щетину, хотя брился утром, так как этот день должен был ознаменовать начало его новой жизни. В любой другой день парень отнесся бы к этому вполне спокойно, но именно сейчас ему захотелось быть гладко выбритым.
Бреясь, он старался убедить себя, что совсем не жалеет о случившемся, пусть его потерянное счастье обретут другие. «Счастье — призрачно, а мне лучше оставаться одному и умереть, подобно старому волку, загнанному сворой собак», — думал он. Сравнение людей с собаками очень ему понравилось — лучшего они просто не заслуживали.
Закончив бритье, Ларри достал из пакета свежую рубашку, тщательно почистил одежду, несколько раз махнул щеткой по запылившимся сапогам и переоделся. Теперь вид его был безупречен — даже шпоры на сапогах и те блестели!