ВНЕ ЗАКОНА
Шрифт:
Тот, что шел за Кешей, был осторожен и умен. Ни разу не встретился с ним охотник, но каждый день чувствовал близость зверя.
Медведь как бы задался целью обязательно выследить охотника – застать его врасплох. Несколько раз Кеша слышал голос зверя. В нем была угроза и вызов к честному единоборству. По осени, когда вдоволь пищи, медведи порой шалят – пугают женщин, собирающих малину. Присядет такой шутник за кусты подле тропки и ждет, когда ягодницы будут возвращаться с полными корзинками. Дождется – и вдруг рыкнет из-за кустов, да так, что побросают бабы кузовки и пустятся
С мужиками Хозяин шутить не любит. Если и сведет их тайга нос к носу, то чаще всего оба врассыпную бросаются. Любит по осени погонять медведь отбившихся от стад молодых важенок, разорить пчелиный рой или поглушить в вырях лапой рыбу. Но делает это не со зла и не для добывания пищи, а так, из сытого баловства.
Этот, что бродит за Кешей по острову, не такой. Себе на уме. У него свои виды. Только какие? Может быть, мучает его старая рана, нанесенная человеком, и, одуревший от боли, ищет он мести? Не похоже на то. По следу видно, что здоровый зверь – охотник. Часто находит Кеша выловленных и съеденных им нерп. Задирает он и оленят, и, вероятно, следы битвы с лосем и победы, что обнаружил Кеша еще в июле, – его следы.
Насколько медленно и неохотно кончается лето, настолько скоротечна и ярка на Птичьем осень.
Одним разом расцвечивает она тайгу. Вот уже и сопки в лиловый окрасила леспедица, подожгла их брусника. А по утрам рыхлые хлопья тумана ползут по распадкам, и первые, еще прозрачные и ломкие забереги припаивают реку к густым травам. А там уже морозы выбелили мутный рассвет, и как-то разом с их приходом хлынул на землю цветною метелью листопад. Приметнее в тайге стала ель. Береза пока еще цепко держит свою листву, высвечивая далеко-далеко белым телом и желтым фонарем кроны.
Побродил темными, мокрыми ночами вокруг зимовья медведь, покашлял для острастки на взъярившихся Соболя и Бурака и ушел вверх по Лебяжьей к глухому и теплому урману ельника-зеленомошника.
Там где-то облюбовал себе берлогу, в ней и заляжет до весны через недельку-другую. А сейчас будет идти вдоль реки, часто забредать в воду и жадно пить перед спячкой. Летом медведь ест все подряд. В пище он неразборчив, и желудок его полон «живности».
Сейчас он чистит желудок. Нагулявшийся, жирный и гладкий, ест только осиновую кору и пьет воду, и снова ест кору и снова пьет. Охотники говорят, что потчует себя Хозяин еще глиной и мелким камешником и, если убить его перед самой лежкой, желудок медведя чист и бел как бумага. Ложится он на спячку только с чистым желудком.
Об этом знает Кеша. Он идет Лебяжьей, приглядываясь к обглоданным осинкам, к свежим копкам вывороченной из-под корней деревьев белой глины. Охотник рассчитывает взять зверя зимою в берлоге. Приедет на Птичий бригада – в это Кеша пока верит-будет свеженина. Да и опять же, опасный зверь. Привык к мясу, к запахам теплой крови. С ним и до беды недалеко. Ведь выслеживал он Кешу не ради любопытства. Кешу ему, конечно, не сломать, но не век же вековать здешней тайге без человека. Придет кто малоопытный, быть беде – сломает.
Зима легла разом. Вроде бы и соболь еще не успел сменить шубу, белка в линьке, да и заяц этаким пегим фертом щеголяет, а снег выстлался напрочно.
Зима для охотника – пора страдная. День с воробьиный носок, а дел по маковку. Иной охотник за зиму по тайге набегает столько, сколько другому человеку за полжизни не исходить. К зиме охотник, как хороший спортсмен к соревнованиям, целый год готовится. Спортсмену что? Не поставил рекорд – порасстраивался, поскучал – и снова тренируйся. Охотник сорвался на финише – год со всей оравой не евши насидится.
– Сколько потопаешь, столь и полопаешь, – говорит начальство охотнику.
Да и его, начальство, понять можно. С них, как с белки, план требуют.
Кеша налаживается к сезону. Не одну пару камусных лыж сладил. Лопатину – одежду к телу пригнал, где починить надо – починил, пошил вачаги – рукавицы охотничьи, соболя кислым мясом подкармливать начал, сбивает его кучно, чтобы проще добытничать. Хороший кряж соболиный на Птичьем, дорогой, почти весь баргузин. Белка тоже есть, но белка для Кеши не добыча. Он ее только так, для плана и для сохранения табунов хороших, выбивать будет. Кеша – соболятник. У него и собаки по соболю грамотно натасканы. Соболя надо интеллигентно брать, по большому навыку. Кеша в этом деле навыклый.
Вот на снегу два следа пересеклись. Какой выбрать? Другой охотник побежит по тому, что свежее. Недавно прошмыгнул тут зверек – быстрее настигну. А получается наоборот. Бежит охотник за соболем, кажется, вот-вот достанет, вот-вот его собаки на лесину загонят, тут ему и крышка. Упреет охотник, пот рубаху прожжет, стеганку, глаза выест, а соболь, что иноходец, надбавит ходу и опять ушел. А там ночь, а там поутру снова след бери, снова догоняй, случается, что сутками водит зверь охотника за собой.
Кеша, прежде чем в бега пуститься, след читает. Тот, что свежий, легкий след – лунки в снегу от него неглубокие, – соболь кормиться пошел. А вот другой уже наелся. Этот на отдых идет, след от него глубокий, тяжелый, и между лунками едва приметные полоски на снегу – тяжел зверь, брюхом снег чертит, далеко ему от Кеши не уйти, однако, часа за два и снимет его охотник. Тут смело собак пускай да сам только ногами двигай. Охотника ноги кормят. Скользи на лыжах, увертываясь от острых сучьев, махай через колодник, вихрем лети в распадок и все это время управляй своим телом: кидай его то вправо, то влево, сгибайся, кланяйся, но беги, беги только по следу, только к добыче.
Бригада охотников, которую ожидал Кеша, не пришла ни в октябре, ни в ноябре. До конца месяца Кеша все еще ждал людей, все еще надеялся. К островам в эту пору можно еще подойти морем. Правда, штормит оно не в меру, но народ в Чугане к воде привычный. Высадятся в любую погоду, на любой берег. Перекинет лодку, – вплавь пойдут не к катеру, не к посудине, что их везла,- к берегу.
«Людей, однако, можно водой доставить. Провиант припас, да шара-бара всякую, однако, с самолета кинут. Все, что за зиму возьмем, с лихвой затраты окупит, да еще верного приварка даст предовольно», – рассуждал про себя Кеша, ожидая охотников с материка.