Внебрачный сын Миллиардера
Шрифт:
– Я же должен был разобраться во всем.
Мне показалось, что даже сердце начало стучать реже и кровь застыла в жилах. Да, все это было давно и я уже смирилась с тем, что в глазах Каримова я навсегда останусь меркантильной лгуньей. Ведь он так упорно верил в какую-то свою правду. Смирилась, потому что изо всех сил пыталась вычеркнуть его из своей жизни, забыть. Но хотеть того, чтобы он узнал правду не переставала. Чтобы он понял, как ошибся тогда, почувствовал свою вину. Если, конечно, такой человек как он еще не до конца очерствел.
Выходит, что все-таки не до конца, раз хоть и спустя
Теперь от слов это женщины, которая когда-то меня оговорила зависело так много: либо я до конца потеряю его доверие, либо справедливость восторжествует.
Прочистив горло я все-таки задала этот важный вопрос:
– И что она сказала?
Мы как раз подъехали к дому. Он молчал, пока мы ждали, когда плавно откроются раздвижные ворота, пока заезжали на территорию, пока он припарковал машину возле одного из гаражей.
Эта пауза не давала мне покоя, но я не торопила, понимая, что признавать поражение всегда непросто. Даже такому сильному мужчине, как Рустам.
Поражение в том случае, если Тихомирова сказала правду, а в данном случае она только одна.
– Так что в итоге? – все-таки не выдержала.
Каримов отпустил руль и откинулся на спинку кресла. Повернул на меня голову. В свете неяркого уличного фонаря я плохо видела его лицо, но основную эмоцию считала еще до ответа.
– Она призналась, что ты была не при чем.
– Само собой. Я бы сказала тебе то же самое. Если бы ты позволил мне тогда хоть слово вставить. Но нет, ты просто вышвырнул меня, даже не объяснив, за что, – голос предательски дрогнул.
Ну вот! Только не реветь.
Я отвернулась, уставившись на темные окна пустого в этот час громадного дома.
– Я был тогда на эмоциях. Плохо тебя знал…
– А ее, значит, хорошо, раз проверил с полуслова? – снова повернула голову на источника всех своих радостей и бед. – Ты же поверил ей.
– На слово – нет. Но она включила мне запись с твоим голосом. Клянусь, это точно был твой! Плюс потом мои люди забрали у нее телефон и проверили историю звонков и смс. Там везде было твое имя!
– Я понятия не имею, откуда это там взялось! Я никогда не оставляла ей никаких сообщений, тем более голосовых.
– Но тогда я этого не знал! – пылко ответил он, и сразу сбавил тон, вспомнив, что на заднем сидении спит Артем. – На самом деле в целом все выглядело очень убедительно. Плюс добавь к этому эффект неожиданности и сильные эмоции. Ты бы тоже поверила, если бы тебе включили запись с моим голосом.
Поверила бы я?
Я бы очень хотела возразить, что нет, никогда, но… положа руку на сердце, если бы мне включили запись, где Каримов признается в любви другой женщине или говорит что-то еще, что могло кардинально изменить наши отношения – я бы тоже поверила. И не стала бы копаться в этом всем, унижаясь. Я бы собрала вещи и ушла. Тихо, и постаралась бы навсегда исключить любые контакты с предателем.
Устраивать допросы и разборки, имея доказательства… это точно не про Каримова. Поэтому не смотря на до сих пор сидящую внутри обиду я не могла его сильно обвинять. Теперь, когда все открылось.
– Как она объяснила, откуда у нее появилась фальшивая запись моего голоса?
– Высокотехнологичная компьютерная обработка. И с телефоном поработал правильный человек.
– Разве такое возможно? – я ахнула.
– В наше время за деньги возможно все. Но тогда я об этом не думал.
– И кому это было нужно? – наконец-то мы подошли к самому важному. – Кто приложил руку?
– А как ты думаешь?
– Илона?
– В точку. Ей казалось, что избавившись от тебя, я снова вернусь к ней.
– И что, вернулся? – спросила я, гордо задрав подбородок. – У нее получилось?
– Нет. После нашего с тобой расставания ее я вычеркнул из жизни уже окончательно.
– Бедняжка, – я не смогла сдержать усмешку. – Столько манипуляций, наверняка дорогостоящих, и чтобы так по-крупному облажаться…
– Прости, что не поверил тебе тогда, – произнес он по-настоящему искренне и заключил мою руку в свою. – Понимаю, что назад уже ничего не вернуть, но…
– Назад уже действительно не вернуть, – отрезала я, вынимая ладонь. И пусть следующие слова дались мне с трудом, но я была уверена, что все делаю правильно. – Теперь мы друг для друга никто. Если ты думал, что после твоих извинений я поплыву и сделаю вид, что не пережила когда-то ужасных унижений – то ты сильно ошибаешься. Ты отец Артема – это неизменно, и я не буду препятствовать твоему к участию в его жизни. Но если ты надеялся на что-то большее… нет. Между нами больше ничего никогда быть больше не может.
ГЛАВА 15
Сказала как отрезала. Признаться, такого я не ожидал.
Войдя в дом, она сразу же забаррикадировалась в своей комнате, оставив меня стоять по ту сторону двери.
Меня.
Стоять одного.
В собственном доме!
Еще никто и никогда не вел себя со мной так хладнокровно и цинично.
Да, конечно, она имела на обиды полное право – тогда, три года назад, я действительно обрубил все разом и не дал ей высказаться. А ведь она пыталась что-то сказать, отрицала. Но я настолько был ошарашен открывшимися фактами, задет как мужик, что просто отказался слушать. Тогда мне казалось, что подобное имеет место быть – слишком уж странным было ее появление в моей жизни. Непонятная ситуация с ЭКО. Этот ее кретин-бывший и ограниченная подруга. "Правда" пергидрольного эскулапа буквально сбила с ног, настолько все показалось нелепым, оттого логичным, потому что в жизни так оно чаще всего и бывает – самая казалось бы нереальная версия оказывается правильной.
Я выгнал ее. И долго переваривал предательство. Потому что она была единственной, кому я когда-либо верил настолько безусловно.
То, что как раз после всего произошедшего снова внезапно активизировалась Илона меня нисколько не насторожило – та никогда не упускала случая забраться ко мне в штаны. Ее я отшил так же беспощадно, как и Аню. Только вот эффект от исчезновения каждой из моей жизни был кардинально разным.
Я вычеркнул ее и не интересовался, что с ней стало. Возможно, потому что впервые боялся, что система даст сбой и я позволю ей навешать мне лапши снова. Мне не хватало ее. Но допустить еще одного прыжка на те же грабли я не мог.