Внедрение
Шрифт:
– Значит, не зря… – удовлетворенно вздохнул Обнорский, думая явно о чем-то своем.
Ильюхин остро глянул на него и наконец-то улыбнулся:
– Не то слово! Такое бывает раз в пятьдесят лет…
Полковник немного помялся, но потом все же добавил, инстинктивно чуть понизив голос:
– И еще. Квартиру-то мы эту установили… Ту, откуда эти гаврюши с сумками выходили.
– Да?
– Да. Они и сейчас там живут.
Вот теперь Обнорский по-настоящему удивился. Он закурил и испытующе глянул на полковника:
– Ну… и?…
В этот момент им подали кофе. Ильюхин дождался, пока официантка отойдет от столика, и спокойно ответил:
– Ну и живут пока дальше. Под нашим
Обнорский невозмутимо промолчал, лишь потер чуть подрагивающими пальцами левый висок. Виталий Петрович усмехнулся:
– Ты так корректно молчишь, потому что Крылов – он давно бы уже уронил дверь в этой хате?
– Это точно! – по-суховски [21] крякнул Андрей.
Полковник понял, о чем за секунду подумал журналист: жажда новости, притом новости достаточно эксклюзивной и сенсационной, быстрое задержание предполагаемых убийц, когда еще свежо в памяти само преступление… Но секунда длится недолго. Выражение глаз Обнорского изменилось, в них мелькнуло понимание того, что сложнейшую операцию не провести с наскока в полевых условиях. Иначе ведь можно хлопнуть киллеров, а потом, без достаточного количества доказательств, снова отпустить…
21
Имеется в виду персонаж к/ф «Белое солнце пустыни» товарищ Сухов.
– Дошло? – снова усмехнулся Ильюхин. Журналист медленно кивнул:
– Я понимаю…
Виталий Петрович осторожно отхлебнул горячий кофе:
– Ну, а раз понимаешь, то давай без информационной суеты. Договоримся так: об этом пока знаю только я со своими и ты, но без своих. О развитии ситуации я тебе в режиме «он лайна» докладывать не буду, но о подвижках проинформирую. А они будут. Должны быть. Тебе же не столько их установочные данные нужны, сколько общая драматургия?
Обнорский покачал головой:
– Драматургия – само собой, но и точные данные не помешают. Хорошая журналистика, вообще-то, должна быть максимально конкретной.
– Понимаю. Будет, Андрей, все будет. Но не сразу. В этой истории, сдается мне, не очень просто все пойдет. Это такой закон – либо все просто с самого начала, либо, если уж пошло с вывертами, совпадениями невероятными и случайностями, так и будет развиваться дальше – исключительно через жопу. Такой вот прогноз – на основе многолетних этнографических наблюдений.
Ильюхин закурил и только тут заметил, что не докурил еще предыдущую сигарету – она дымилась в пепельнице. Полковник чертыхнулся и загасил ее.
Обнорский хитро взглянул на Ильюхина:
– Сдается мне, Виталий, ты еще что-то сказать хочешь?…
Виталий Петрович отнекиваться не стал:
– Есть такое дело… Раз уж мы встретились, хочу спросить тебя…
– Понимаю, – кивнул журналист, еле заметно улыбнувшись.
Полковник залпом допил кофе и откашлялся:
– Я стараюсь не уставать от разных сплетен, но… Почему ты позвонил именно мне?
Андрей на секунду опустил было глаза, но потом ответил прямо:
– А я сначала пытался поговорить с Крыловым. Но…
Ильюхин очень грустно усмехнулся:
– Дай угадаю: куда ты лезешь в сложные микросхемы, мы тут все на нервах, нам не до психов, которые названивают журналистам?
Обнорский покрутил кистью правой руки:
– Примерно так, только еще короче.
– Ясно. Не попал в настроение. Вернее, попал, но не в то. Так?
– Так.
– Поня-ятно. Я почему спросил-то: ты в курсе, какие отношения сложились у нас с Крыловым и его коллективом?
Журналист неуверенно пожал плечами:
– Не совсем…
Ильюхин помолчал, потом вздохнул тяжело:
– «Не очень хорошо» – это очень мягко сказано… Я, Андрей, не сторонник выноса сора из избы… и дело даже не в пресловутой «чести мундира», а просто… дрязги не люблю. Но… Эту ситуацию нам все-таки необходимо проговорить. В том числе и потому, что скоро все равно до тебя дойдет информация с другой стороны, а я с тобой… Или – ты со мной – начали сотрудничать. Вернее, ты помог, а я пообещал все тебе рассказывать…
– Давай поговорим, – согласился Обнорский, поудобнее устраиваясь в кресле и закуривая новую сигарету.
Ильюхин долго молчал, думая о том, с чего начать. Потом махнул рукой:
– Мне за себя не стыдно. У нас там случилась одна мерзкая, с моей точки зрения, история, и я пошел на открытый конфликт. Доказать, правда, ничего не смог. Пока. Но то, что у нас недавно случилось, – это лишь повод… Все назревало давно. И вот, чтобы не начинать за спиной всякие «шу-шу-шу», я тебе расскажу не о поводе, а о причине. И причину сию изложу в одной истории. Ты мужик крепкий, но чувствуешь тонко… Так что слушай: в прошлом году убили одну девушку, ее нашли на черной лестнице четырнадцатиэтажного дома. Ее изнасиловали, потом душили, резали, пытались вытащить язык через перерезанное горло. Там такой фарш был – даже личность ее долго установить не могли. Так вот – Крылов «поднял» эту «мокруху». Ему цинканули знакомые блатные. Они случайно подслушали один пьяный разговор. И Крылов – хвать!
– И своими методами! – понимающе усмехнулся журналист.
– Не торопись, – покрутил головой полковник. – Тут не просто «своими методами». Я сам лично не видел, но источнику, наблюдавшему это собственными глазами, доверяю стопроцентно. Так вот: в РУВД, где задержанного, извините, «опрашивали», работали с этим «животным» те же блатные!
– Это как?! – Обнорский даже вперед поднялся от удивления.
– А так! Крылов приехал, стреножил его. Собственноручно. А потом, пока этому… поддавали для разминки, сел чаи гонять с кем-то, кого знавал еще, видимо, по своему лагерю. А тот и говорит: «Да я бы сам за такие дела из падлы душу вытряс!» Крылов и предложил: «Дело святое – на!» Задержанный быстро сознался. Потом, правда, адвокаты стали жалобы писать. Появились свидетели, которые видели, что задержанного никто даже пальцем не тронул. Потом на совещании зачитывали жалобу от одной матери, которая писала де – не втягивайте моего мальчика в ваши темные истории, никакой он не свидетель! Мальчику, на всякий случай, двадцать три года! Крылова переклинило, он как вскинется, как начал орать: «Да порядочные блатные упырей не только сами сдают, но и допросить могут! Да порядочные блатные в тысячу раз лучше этих мразей-обывателей, которые на работу не опаздывают!» Это я лично слышал. Все аж онемели… Понимаешь, он и прав, и очень сильно не прав…
Журналист тяжело молчал. Полковник помассировал себе затылок и продолжил:
– И с того момента он как с цепи сорвался. Пошли история за историей… Почти не скрывая, наоборот, бравируя… И все это копилось, копилось… И накопилось. И я решил, что больше молчать не могу – некомфортно мне…
Обнорский по-прежнему молчал, но возмущенного несогласия не выказывал. Ильюхин не знал, что Андрей лично слышал от Крылова такие «лесоповальные» истории, которые могли бы, наверное, сравниться лишь с рассказами Джона Сильвера о подвигах капитана Флинта. Как-то раз, например, Крылов поведал о том, как в лагере оперативным путем выявили зека, у которого на воле была серия развратных действий в отношении малолетних девочек, и Петр Андреевич именно жуликам поручил все выяснить.