Шрифт:
У Людки случилась беременность. Внепапочная. И это в шестнадцать.
– От кого ребенок? – орал отец.
– Людочка, как же так, как же так, как же так, - как заведенная повторяла мать.
Людка завывала, размазывая по лицу слезы вперемешку с соплями. Она бы и рада сказать, но сама не знала, кто… Витька… Пашка, может, Ахмед. Все были под подозрением.
– Я этого… этого…, - отец никак не мог подобрать нужное слово, - да я его голыми руками. Надо же, девчонку…
В комнате пахло валокардином, нафталином и отчаянием.
С самого утра мать потащила Людку в консультацию аж в районный центр. Сначала нужно было дойти до железнодорожной станции три километра через лес, а потом еще три часа пилить на электричке.
Вышли едва солнце затеплило горизонт.
Людка была бледная, шла медленно, едва переставляя ноги.
– Шевелись, - цедила мать, - на электричку опоздаем.
– Не могу, - ныла Людка.
– Ноги раздвигать могла, не может она, - зло бросила Татьяна Ильинична.
Солнце быстро поднялось, стало жарко. Людка замедлилась еще сильнее.
– Не могу, - тяжело дыша, она с размаху села под ближайшее дерево.
Мать молча протянула воды. Людка пила жадно, струйка текла по подбородку и длинной белой шее, на которой беззащитно билась жилка. Татьяна Ильинична сглотнула:
– Горе ты мое, - запричитала она, - что ж теперя-то.
Людка зло зыркнула исподлобья. С трудом поднялась:
– Не ной, пошли уже.
На электричку едва не опоздали, запрыгнули в последний вагон.
Мест не было, дачники ехали с огородов с огромными рюкзаками и с сумками, полными урожая.
Людка подошла вплотную к одному из сидевших мужчин:
– Уступите место, мне плохо.
– Еще чего, - хохотнул мужик, - постоишь, не развалисся.
– Я щас вырву, - Людка нависла над мужиком и держась одной рукой за поручень, закрыла ладонью рот.
Мужика как ветром сдуло, убежал куда-то в соседний вагон.
Людка с облегчением плюхнулась на освободившееся место.
– Садись, давай, - обратилась она к матери, подвигаясь.
Мужик был плотный, Людка легко помещалась с худенькой матерью.
– Осподи, стыд-то какой, - завела шарманку Татьяна Ильинична.
– Заткнись, или стоя поедешь, - отрезала Людка.
– Люди же смотрят, - шепнула мать.
– Кто смотрит? – Людка обвела глазами скамейку напротив, все отвели взгляд. – Ну, вот, никто, не смотрит, - удовлетворенно ответила она.
Ехали молча. Людка безучастно смотрела в окно, на мелькавшие леса, поля, жалкие домишки и мечтала о другой жизни. Вот если бы Петя, Стасик, да хотя бы Ахмед забрал ее с собой. Но все пользовались Людкиными услугами, а забирать никто не спешил.
Рядом с их деревушкой стояла часть. Вот Людка и повадилась с подружкой крутиться вокруг в поисках лучшей жизни. Истосковавшиеся по женской ласке солдатики угощали сигаретами, изредка выпивкой, обещали жениться, а потом срок службы заканчивался, Васи-Пети-Жени уезжали, а Людка оставалась.
За грустными мыслями доехали до конечной.
– Какой автобус до консультации идет, а, женщина? – приставала к прохожим мать. – Не знаете, да? Жаль. Мужчина, мужчина, какой автобус…
Людка стояла в стороне и делала вид, что она не с этой женщиной. Она стыдилась мать, ее поношенной одежды, потрепанной сумки, неизменного платочка на седых волосах. «А ведь она не старая, еще пятидесяти нет», - с удивлением подумала Людка, словно впервые увидев мать со стороны.
Наконец, Татьяна Ильинична узнала номер автобуса и заорала:
– Людка, иди сюда.
Людка поморщилась, нехотя поплелась.
В консультации была очередь, в основном беременные. Все места заняты, пришлось стоять. Людка оперлась о стену.
– Кто последний? – крикнула мать. – Мы за вами. Нехорошо, да? Потерпи, - обращаясь к Людке, - водички попьешь?
Людка кивнула.
Татьяна Ильинична любовалась дочерью. Высокая, стройная, как виноградная лоза, белокурая коса до пояса, огромные голубые глаза. Набежали предательские слезы.
– Че вылупилась? – зло бросила Танька.
– Наша очередь, - спохватилась Татьяна Ильинична. – Доченька, быстрее. – Здравствуйте, - подобострастно улыбнулась врачу, - мы к вам, можно?
– Проходите, - врач строго посмотрела поверх очков, - раздевайтесь за ширмой до пояса.
– Да это не я, - засуетилась Татьяна Ильинична, - вот, дочку привезла.
– Документы, - потребовала врач.
Татьяна Ильинична протянула свидетельство о рождении.
– Несовершеннолетняя? – уточнила врач.
– Шестнадцать, - пояснила мать.
– Что у нее, воспаление, где болит?
– Беременна она.
Врач бросила писать.
– Я обязана сообщить в органы. Изнасилование?
– Нет, - строго ответила Людка из-за ширмы.
– О, Господи, - Татьяна Ильинична прикрыла рукой рот.
– Вы можете остаться, так как девочка несовершеннолетняя.
Людка вышла из-за ширмы и устроилась в кресле.
– Как давно были месячные?
Людка так красноречиво глянула на мать, что та кабанчиком метнулась к выходу.
– Я за дверью подожду.
– Как знаете, - не стала удерживать ее врач.
Людка вышла спустя минут пятнадцать, показавшиеся Татьяне Ильиничне целой вечностью.
– Ну что, - она, как птичка вспорхнула с краешка стула.
– Поздно, - припечатала Людка.
– Как поздно?
– Татьяна Ильинична хлопнулась на стул.
– А вот так. Пошли.
– Подожди, я с врачом поговорю, - она закопошилась в сумке, достала заскорузлыми руками две смятые сотки.
Людка брезгливо поморщилась.