Внешняя разведка СССР
Шрифт:
Прошла неделя. На заседании Технического комитета 29 октября 1945 года Аркадий Рылов зачитал аннотации шести материалов, подготовленных сотрудниками «Бюро № 2»: «Заметки о производстве атомной бомбы» (доклад № 6 на 10 листах); «Список лиц, принимавших участие в разработке атомной бомбы» (на 2 листах); «Атомные котлы»; «Получение урана–232»; «Обогащение урана»; «Отравление катализаторов, применяемых при производстве тяжелой воды» (в 2 частях, на 27 листах) [390] .
390
Там же. С. 29–30.
На заседании Технического комитета 5 ноября 1945 года не звучало докладов сотрудников «Бюро № 2», да и руководство подразделения тоже отсутствовало [391] . А Аркадий Рылов доложил сразу о тринадцати материалах: «Заметки о состоянии работ по использованию атомной энергии в Англии» (на 3 листах); «План научно-экспериментального центра по изготовлению урановой бомбы» (на 5 листах); «Опытный атомный котел с водяным охлаждением» (на 1 листе); «О защитном покрытии урана в атомных установках» (на 2 листах); «Получение чистого алюминия из руды, содержащей окись железа и кремния»; «Получение тяжелой воды методом электролиза и обмена»; «Основные принципы процесса получения тяжелой воды» (на 15 листах); «Диффузионно-разделительный завод» [392] .
391
Там же. С. 30–33.
392
Там же. С. 37–39.
На следующих заседаниях Технического комитета аналогичная ситуация. Несколько новых аннотаций подготовленных Отделом «С» материалов. При этом нужно учитывать, что не все материалы были озвучены на заседании Технического комитета. Их было значительно больше. Отдельные материалы имели номера больше 500! И это менее года работы Отдела «С».
Первая мысль при прочтении этого перечня — гордость за советскую разведку. Учитывая объем и перечень добытых данных, даже поверхностный анализ позволяет утверждать, что «тайных информаторов Кремля» было значительно больше, чем это принято считать. Арестованные в США советские агенты и те, кто сумел избежать кары, но стал известен, — это лишь маленькая вершина огромного айсберга. Большинство кремлевских шпионов благополучно пережили «холодную войну» и унесли тайну с собой в могилу.
Вторая мысль — Павел Судоплатов не мог знать и запомнить подлинные имена и места работы всех советских атомных шпионов. Он просто физически не успел бы прочесть все проходящие через отдел документы. Да и не нужно ему было это делать. Ведь часть материалов визировал один из его заместителей. Фамилия Сазыкин фигурирует значительно чаще, чем Судоплатов.
Третья мысль. Персонал Отдела «С» был полностью занят на переводе и обработке добытых разведкой материалов. Они физически, из-за большого объема работы, не могли участвовать в руководстве деятельностью легальных и нелегальных резидентур, действующих за границей. Да и ветераны советской внешней разведки, работавшие в 1945–1946 годах на территории США, в своих мемуарах ничего не писали о том, что выполняли задания Павла Анатольевича Судоплатова или кого-то из его подчиненных.
Разведка в тылу врага
В деятельности Отдела «С» была операция, которая до сих пор вызывает споры у историков. Речь идет о визите двух сотрудников НКГБ к датскому физику Нильсу Бору.
Вопреки распространенному мнению инициатором встречи советских физиков с датским коллегой был не Павел Анатольевич Судоплатов, а академик Петр Леонидович Капица [393] . Еще в июне 1945 года, на праздновании юбилея Академии наук СССР, он высказал точку зрения, что не существует английской или советской науки, есть только интернациональная наука, а за год до этого он говорил, что ученые должны принимать участие в установлении прочного и длительного мира. А 22 октября 1945 года он написал Нильсу Бору письмо с предложением обсудить последствия создания атомной бомбы. Адресату идея организовать встречу советских и западных ученых понравилась, и в ответном письме он спросил своего советского коллегу о возможности организации такой встречи. Можно предположить, что об этой инициативе не знал Павел Судоплатов. В противном случае он бы воспользовался помощью Петра Капицы для организации встречи с Нильсом Бором. А так пришлось ему использовать услуги датчан-антифашистов из ближайшего окружения датского физика.
393
Капица П. Л. (1894–1984) — советский физик, один из основателей физики низких температур и физики сильных магнитных полей, дважды Герой Социалистического Труда.
Решение о проведении этой встречи Лаврентием Берией было принято в середине октября 1945 года. Планировалось отправить двух специалистов — кадрового разведчика и физика. Первый должен был взять на себя решение всех оперативных вопросов, а второй — извлечь максимум информации из знаменитого датчанина. Если с чекистами проблем не возникало, то ученых было всего лишь двое — Аркадий Рылов и Яков Терлецкий.
О предстоящей командировке за рубеж Яков Терлецкий узнал поздно вечером в субботу 20 октября 1945 года. Его вызвали в Наркомат госбезопасности, в приемной Лаврентия Берии он провел два часа, но так и не дождался аудиенции.
О предстоящей встрече с Нильсом Бором ученый узнал 22 октября 1945 года. Павел Судоплатов лаконично сообщил, что датский ученый настроен антиамерикански и готов встретиться с советскими коллегами. Также физику нужно вручить рекомендательное письмо и подарки от Петра Леонидовича Капицы, который хорошо знаком с Нильсом Бором и его семьей. Вместе с Яковом Терлецким должен был поехать Лев Василевский.
На проведенном 24 октября 1945 года в кабинете у Лаврентия Берии совещании выяснилось множество узких мест планируемой операции. Например, Яков Терлецкий знал английский язык недостаточно хорошо для ведения полноценной беседы, а его спутник Лев Василевский великолепно владел только французским языком. Эту проблему решили просто — в группу включили профессионального переводчика, недавно вернувшегося из длительной командировки в США.
Другая проблема оказалось сложнее. Павел Судоплатов и Яков Терлецкий смутно представляли себе тематику вопросов для Нильса Бора. Понятно, что первый был далек от ядерной физики, а второй имел лишь общие знания о ней и мог рассказать о работах американских и английских ученых. Было решено, что перечень вопросов подготовят советские специалисты [394] , и их пригласили на прием к Лаврентию Берии.
Минут через тридцать-сорок они все прибыли. Первыми в приемную вошли, говоря современным языком, топ-менеджеры советского атомного проекта: Борис Львович Ванников и Авраамий Павлович Завенягин. Затем ученые: Исаак Константинович Кикоин [395] , Юлий Борисович Харитон, Игорь Васильевич Курчатов, и последним Лев Андреевич Арцимович [396] . Всем был задан странный вопрос — знают ли они Нильса Бора. Вызванные ответили «дежурными» фразами о том, что датчанин — крупнейший теоретик, знаток атома и атомного ядра. Затем Лаврентий Берия объявил о намерении послать Якова Терлецкого на встречу с этим человеком. Юлий Борисович Харитон возразил против такого решения, справедливо заметив, что Яков Борисович Зельдович [397] сможет выяснить больше. Но Лаврентий Берия его оборвал, сказав:
394
По утверждению Якова Терлецкого, в то время термин «ученые» в окружении Лаврентия Берии применялся исключительно к ученым-атомщикам.
395
Кикоин И. К. (1908–1984) — физик-экспериментатор, академик. Дважды Герой Социалистического Труда, кавалер семи орденов Ленина, лауреат Ленинской и шести Государственных премий СССР.
396
Арцимович Л. А. (1909–1973) — физик, академик. Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и двух Государственных премий, кавалер четырех орденов Ленина.
397
Зельдович Я. Б. (1914–1987) — физик, физик-химик и астрофизик, академик. Трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и четырех Государственных премий СССР.
«Неизвестно, кто у кого больше выведает. Поедет тот, кто лучше подходит для данной миссии. Его надо только хорошо проконсультировать и составить вопросник».
Затем, в течение нескольких часов, в кабинете Павла Анатольевича Судоплатова четыре ведущих советских специалиста в области ядерной физики прочли Якову Терлецкому краткую лекцию и подготовили список вопросов для Нильса Бора. После того как список был отпечатан, все снова вернулись в кабинет Лаврентия Берии. Игорь Васильевич Курчатов зачитал текст. Хозяин кабинета сделал несколько незначительных замечаний и отпустил почти всех. Остались лишь Павел Судоплатов, Лев Василевский, Яков Терлецкий и переводчик — Арутюнов. Последний короткий инструктаж перед началом миссии.
Маршрут в Копенгаген начинался в Ленинграде, куда командированным предстояло вылететь на самолете, затем проходил через Хельсинки — туда им предстояло попасть на поезде, а из столицы Финляндии им предстояло плыть на теплоходе. Европа еще не полностью восстановилась после окончания Второй мировой войны, на дворе стояла осень — время штормов и непогоды, поэтому путь у них занял несколько дней. Из Москвы Яков Терлецкий с товарищами выехал на рассвете 25 октября 1945 года, а в Копенгаген прибыл только вечером 31 октября 1945 года.