Внезапная смерть игрока (часть сб.)
Шрифт:
– Но как вы думаете, кто все-таки совершил преступление?
– Изобличение преступника – ваша прерогатива. И я лично желаю вам в этом преуспеть, хотя, как уже говорил, этой смерти не оплакиваю. Что касается меня, то я рассказал вам все, что знал. Если это поможет, буду рад.
Полковник Немирох поблагодарил профессора за «искренние на этот раз» показания и предложил ему подписать протокол. Бадович долго и внимательно читал машинописный текст, отпечатанный Межеевским, в нескольких местах попросил внести поправки и только потом поставил на документе свою
– И как долго мне придется еще оставаться в Варшаве? – поинтересовался он.
– Теперь это уже ваше дело, можете только до ближайшего поезда, идущего в Катовицы. Если вы нам понадобитесь, мы вас найдем. Правда, в случае отъезда куда-нибудь на длительный период прошу нас уведомить и сообщить свой новый адрес.
– Я никуда пока не собираюсь. – Бадович попрощался и вышел из кабинета.
– Чем дальше в лес, тем больше дров, – рассмеялся поручик, – с каждым допросом подозреваемых становится все больше. Поначалу мы Бадовича исключали, но теперь выясняется, что и у него имелись основания свести счеты с Лехновичем.
– Да, действительно, все, что мы узнаем о людях, собравшихся в прошлую субботу у Войцеховских, придает делу новую окраску, – согласился Немирох, – по-иному высвечивает и саму жертву, и игроков в бридж, но по-прежнему нет ответа на главный вопрос: кто и зачем?
– Для меня лично на сегодняшний день вызывает наибольшие подозрения доктор Ясенчак.
– Почему? – полюбопытствовал полковник. – Не оттого ли, что он пытался замять дело? Но, возможно, любой из нас на его месте поступил бы так же.
– Да нет, дело не в этом. Как-никак у него был не один, а два серьезных повода свести счеты с Лехновичем. Первый – скандальная история с судебным процессом, и второй – ревность. Не исключено, что жена Ясенчака сохранила какие-то чувства к бывшему мужу. Не зря же она на похоронах тайком смахивала платочком слезы. Даже наши ребята это заметили. На кладбище никто не был так убит горем, как пани Кристина.
ГЛАВА X. Еще один подозреваемый
Пани Кристина Ясенчак в противоположность Мариоле Бовери явилась в управление на пятнадцать минут раньше назначенного времени и казалась явно испуганной. Она молча села на указанный ей стул и отвечала на вопросы так тихо, что поручик Межеевский то и дело вынужден был их повторять:
– Имя и фамилия?
– Кристина Ясенчак.
– Девичья фамилия?
– Ковальская.
– Год рождения?
– Седьмое сентября тысяча девятьсот тридцать пятого года.
– Место рождения?
– Седльцы.
– Образование?
– Инженер, магистр химии.
– Место работы?
– Промкооператив «Соболь».
– Это скорняжное предприятие?
– Нет, кожевенное. У нас дубят ценные шкурки. Норку, лису, нутрию…
– Сколько у вас детей?
– Двое: сын и дочь.
– Кто их отец?
– Как вы смеете! – Лицо пани Ясенчак покрылось красными пятнами.
– Я спрашиваю об этом, поскольку вы продолжаете скрывать от нас, что доктор Ясенчак не первый ваш муж. А дети могут быть от разных браков.
– До этого я была замужем за Станиславом Лехновичем. От него у меня не было детей. Если вы имеете в виду судебный процесс о непризнании Ясенчака отцом моего ребенка, то это мерзкая инсинуация Лехновича, который любым способом стремился нам досадить.
– Прежде вы работали в больнице? Кем?
– Я была медицинской сестрой.
– Как вы стали химиком?
– После школы мне не удалось поступить в институт, и я окончила курсы медицинских сестер при обществе «Красного Креста». Затем училась на химическом факультете Политехнического института. После развода с Лехновичем – я была тогда на третьем курсе – осталась без всяких средств к существованию, поскольку благодаря стараниям моего бывшего супруга меня лишили стипендии. Пришлось прервать учебу и пойти работать в больницу на прежнюю должность. Позже, выйдя замуж за Ясенчака, я вернулась в институт и закончила химический факультет.
– Что послужило поводом вашего развода с Лехновичем?
– Не знаю. Наверное, я ему надоела. Что я тогда собой представляла? Провинциальная тихая девчонка, оглушенная столичной жизнью, приехавшая в Варшаву из небольшого захолустного городка, какими тогда были разрушенные войной Седльцы. Стах вскоре понял, что для дальнейшей успешной карьеры ему нужна респектабельная жена. И нет бы разойтись просто, по-человечески, так он решил разыграть целый спектакль. Однажды я вместе с одним из своих сокурсников готовилась к очередному экзамену. Мы часто готовились с ним вместе. У нас дома. Лехнович хорошо об этом знал, но почему-то в один из дней ворвался вдруг в квартиру, разыграл сцену ревности, устроил скандал, обвинив меня в измене, тут же буквально вышвырнул из дому, запер дверь на ключ и даже не отдал моих личных вещей, утверждая, что все они приобретены на его средства.
– Вы могли обратиться в суд.
– Я была молода и глупа. Мне тогда едва исполнился двадцать один год. А через два года Лехнович устроил новый скандал. На этот раз буквально на всю Варшаву, затеяв известный вам пресловутый судебный процесс.
– И невзирая на это, вы все-таки пошли на его похороны и оказались, пожалуй, единственным человеком, уронившим слезу на его могиле.
– Это лишний раз доказывает, что я до сих пор не поумнела.
– Должен вам задать еще один деликатный вопрос. Лехнович довольно открыто заявлял, что стоит ему только «свистнуть», как он выражался, и вы тут же к нему вернетесь.
Кристина опять покраснела.
– В этом весь Лехнович, фрондер и хвастун. По его словам, все женщины только и ждут, когда он их поманит. Он кому угодно готов был испортить репутацию. Даже тем, кого вообще не знал. Вы, очевидно, слышали о тех слухах, которые он распространял, будто ребенок Войцеховских – его сын. Хотя стоит только посмотреть на мальчика, чтобы убедиться в его на редкость поразительном сходстве с профессором. Но это ничуть не мешало Лехновичу оклеветать Эльжбету.
– Профессор знал об этих сплетнях?