Внезапно Папа
Шрифт:
Ох, Инночка, как же я тебя ненавижу!
А заодно внезапно всех своих бывших, настоящих и будущих. Как же вы, бабы, любите мужикам жизнь усложнять!
Кстати, кажется, у Сереги есть младшая сестра, а сам дружок не из болтливых. Набираю. Пара гудков и абонент на связи.
– Живой? – первым делом спрашивает Серый. Судя по голосу, его головная боль после вчерашнего не мучает.
– Лучше б я сдох…
– Головушка бо–бо? – ржет в трубку.
– Если бы…
И замолкаю. Дурацкая ситуация, если озвучить.
– Миха? Ты чего? – беспокоится друг.
– Кхм, –
– Ну дела–а… – тянет кореш. – Представляю заголовки газет: "Михаил Шведов – отец" и знак вопроса. Или…
– Хорош, Серый, – обрываю стеб. – Не до газет сейчас. Мне помощь нужна.
– И чем могу помочь я?
– Э–э, понимаешь, этот пацан… у него штаны мокрые…
– Ты хочешь, чтобы я их сменил? – хохочет. – Нет, брат, я чет не горю желанием, давай сам. Ты же типа Папа, – выделяет последнее слово и у меня от него зубы сводит.
– Вообще–то я хочу попросить, чтобы ты купил что нужно. Согласно возрасту ребенка… – кидаю взгляд на открытые дверки шкафчика. Сколько Матвею? Меньше пяти лет, если Инка не соврала насчет отцовства. Как раз я фирму регистрировал, а она новость сообщила. – У тебя же есть младшая сестра…
– Ага. И ей четырнадцать.
– Ё–маё, я помню ее маленькой…
– Я тоже не понимаю, когда она выросла. Такая малявка еще недавно была, а тут уже гопники какие–то рядом с Варькой тусуются, задолбался гонять. Но это лирика. Лан, щас приеду, посмотрю хоть на сына самого Медведя.
– О, супер. Давай, жду! И это, Серый…
– А?
– Подгузники, что ли, купи.
– О–о, начинается: подгузники, слюнявчики, пинеточки, – Серега ржет. Будь он рядом, я бы его стукнул. Мне вот что–то не смешно. – Будешь должен.
– Без бэ.
После разговора с Серегой настроение немного улучшилось. Вдвоем с другом что–нибудь придумаем.
У Матвея ничего не меняется, он на том же месте – в шкафу. Спустя два часа втихаря сыр с бутербродов съел, полкружки чая выпил. И все.
– А че колбасу не съел? Она вкусная. Я что попало не покупаю. Попробуй.
Отвернулся.
Скривил ему рожицу. Подумаешь, царь.
И я, как холоп, наклоняюсь за подносом и уношу его на кухню.
Сложив руки на груди, с тоской смотрю в кухонное окно на улицу. На яркое солнце, отражающееся в окнах высоток напротив, на зелень деревьев, под тенью которых гуляют люди… – там жизнь, там свобода и заботы только об удачных контрактах и с кем провести ночь…
За пацаном никто не возвращается, а мне уже надо что-то делать. И для начала набираю начбеза.
– Степан, – перехожу сразу к делу. – Мне нужны видеозаписи всех камер в районе моего дома за последние три часа. Всех, да! Жду.
Так-то.
Вскоре приехал Серега. С порога торжественно вручил мне голубой пластиковый горшок.
– Это, – демонстративно тыкнул в его боковину пальцем, – вместо подгузников! С крышечкой!
Я закатил глаза. Серого хлебом не корми, дай постебаться.
– Очень
– Чур меня, чур, – друг театрально замахал руками. – Я в отличие от некоторых знаю некоторые способы контрацепции.
Строю Серому кривую рожу, дарю локтем тычок в бок, а он, хохотнув и увернувшись, продолжает как ни в чем не бывало:
– Давай, иди знакомь с наследником, что ли.
– Похож.
– Не похож.
– Да похож, смотри какой взгляд. К тебе тоже страшно подойти, когда ты не в настроении.
– Пфф. Бред.
Мы сидим на корточках перед Матвеем минут десять. Разглядываем его, а он нас с Серегой. Поначалу малой отвернулся к стенке, когда новый человек в гостиную зашел, а потом, когда мы заняли изучающие позиции, друг из кармана вытащил небольшую черную машинку и поставил ее перед Матвеем. И тот немного начал проявлять интерес. Сначала на Серегу косился, потом на игрушку.
Серый, заметив это, начал машинку катать по полу. Прямо, с поворотом, с виражами, заносами и кувырками в воздухе. Разошелся не на шутку. Я бы даже сказал, впал в детство.
– Вжжу–ух! Я Черная молния! – машина взмывает в воздух выше наших голов. – Бабах! – стремительно несется вниз, но резко тормозит перед столкновением с препятствием и плавно замирает на полу.
Серега играется с машинкой как ребенок и ржет также – громко, задорно. А за ним Матвей начал улыбаться тоже. Немного стеснительно, одними уголками губ, но улыбается! И где-то глубоко-глубоко, очень глубоко внутри, меня гложет обида. Почему с Серым у Матвея какой-никакой контакт есть, а ко мне игнор? Так-то я вроде как родной.
Несколько минут наблюдаю за другом, а потом отбираю у него автомобиль.
– Хочешь также? – протягиваю на ладони машинку мальчику.
Тот несмело кивает, хоть и снова хмурит светлые брови. Но в глазах неподдельный интерес к игрушке я заметил.
– Она твоя. Но! Ты вылезаешь из шкафа, и мы идем купаться.
С горем пополам мы с Серегой Матвея искупали. Тот еще квест – мыть ребенка, когда он этого не хочет. Извивается червяком и орет во все горло до хрипоты. Но в четыре руки мы справились, хоть и вымокли сами с головы до ног. Я все пытался в его крике различить хоть какое-то подобие слов. Но увы, одно сплошно "А-а-а-а-а". Даже Серый удивился, что мальчик не разговаривает. И изрядно охренел, когда услышал, что ни одного слова пацан ни разу не сказал. Друг даже попытался разговорить гнома и тоже в ответ ничего.
В общем, с гигиеной кое-как мы разобрались. Всей душой надеюсь, что второй раз мыть ребенка не придется. И как оказалось, горшком (о счастье!) ребенок пользоваться умеет. Хоть один немаловажный вопрос решился.
Одежду малого благополучно постирали в машинке, на Матвея напялили мою футболку, обрезав ее понизу и зацепив прищепками излишки ткани. И слава богам, пацан перестал орать, а наши с другом уши расслабились и кайфуют в тишине. Нам даже разговаривать какое-то время не хочется – сил нет.