Внеземная ересь
Шрифт:
В цепи великих событий мой грех, думается, не столь уж велик, тем более, что за него я уже претерпел семь нелегких и весьма болезненных покаяний.
Мы сгрудились в обеденном зале, оставив без охраны повозку с вещами, ибо кто осмелится красть у Господа?
Нам предложили сесть на свободные скамьи. Обычные посетители — крестьяне с ребятишками — поспешно спрятались в тени. Стены покрывал налет из копоти и жира, но в очаге полыхал огонь, и рагу оказалось сытным и вкусным.
Пока мы ели, трактирщик почтительно молчал, только напомнил, что его зовут Анри. За ужином я узнал, что имя нашего рыцаря тоже
Только когда мы наелись досыта, Анри согласился рассказать нам, почему крестьяне договорились послать письмо в Нант, его преосвященству.
— Мы заперли того человека в подвале, — сообщил он.
— Надеюсь, он сыт и хорошо отдохнул?
Да, мы действительно пытаем людей, но при этом искренне их любим. Я никогда не начинал расследование с угроз и насилия.
— Да, мы его кормили.
— Двенадцать рыб, — сообщила стоявшая сзади женщина. — Я сама считала. Сырых. И с костями. Вы никогда не слыхали такого хруста, отец мой. Перепугал нас до смерти.
— Попроси ее выйти на свет. Похоже, у нее есть что сказать, — велел я, но тут же пожалел о своих словах, потому что, стоило женщине выступить из тени, как в памяти моей возник незабываемый облик.
Она тоже узнала меня, но выказала достаточно такта, чтобы опустить глаза и ничем не выдать нашего близкого знакомства. Даже в грубом крестьянском платье, при неверном свете огня она была по-прежнему прекрасна. Я смотрел на нее дольше, чем следовало бы, и втайне радовался, что догадался захватить кнут для бичевания.
— Твое имя? — спросил я, уже зная ответ.
— Алиса, отец мой. Я жена хозяина постоялого двора. Значит, она вышла замуж. Насколько же, интересно, осведомлен ее муженек?
— Алиса, — мягко начал я, — расскажи о том человеке, что заперт в подвале. Если он действительно человек. Я читал письмо, адресованное епископу, но мы зачастую недоверчиво относимся к сообщениям о появлении дьяволов во плоти.
Крестьяне тревожно переглянулись. Алиса уставилась на меня. Была ли в ее взгляде некая тень упрека? Я так и не понял. В наступившем молчании слышалось только потрескивание дров.
— Дети, ну-ка выходите, — приказал хозяин, обращаясь к темному углу под лестницей. — Господин инквизитор не обидит вас.
И тогда я понял, что именно усмирило шум. Страх. Страх перед святейшей инквизицией.
— Простите нас, ваше преподобие. Но они доверяют весьма немногим людям, с тех пор как…
Анри резко осекся. На свет вышли трое детей: маленькая девочка лет семи, с жесткими, торчащими во все стороны волосами, еще одна, постарше, на пороге девичества: даже из-под грубого балахона выпирали соблазнительные округлости. Девочки почтительно присели. Третьим был мальчик лет десяти-одиннадцати, с длинными светлыми волосами, грязным лицом и ясными голубыми глазами. Он показался мне таким знакомым… только вот где я его видел?
Сам он не удостоил меня и взгляда. Только Алиса переводила глаза с него на меня. В это неловкое мгновение я понял все. Осознал, что в ее браке, рожденном отчаянием, не было любви.
— Они видели его, — сообщил тем временем трактирщик. — И все вам расскажут.
— Ничего мы не расскажем! — вызывающе бросил мальчик. — Они сожгут его на костре! А он — наш друг!
— Позволь церкви судить об этом, Гийом, — вмешалась Алиса. Не был ли ее голос окрашен нотками сарказма?
— Гийом, подойди и сядь подле меня, — как можно мягче попросил я. — Поведай о своем друге.
Я протянул руку, чтобы коснуться щеки мальчика. Он отпрянул было, но справился с собой и сел на скамью. Тем временем музыкант, рыцарь и палач уже успели опрокинуть несколько кружек эля. Я позвал брата Пьера и велел вести протокол.
Гийом старался держаться подальше от меня. Я все еще не смел допустить немыслимое: вероятно, мне следует признать мальчика и дать ему свое имя, ибо в этой захолустной деревушке у меня растет сын.
— Извините за грязь, отец мой, — произнес он наконец. — Это была моя идея. Остальные тут ни при чем.
Я вспомнил, что, по словам крестьян, странный человек был обмазан грязью. Пришлось подождать, пока мальчик заговорит снова.
— Это произошло неделю назад. Я бы и не заметил огня. Но сначала раздался этот непонятный шум. Нечто вроде шелеста. Я решил, что это, наверное, волк, а ведь у нас всего одна корова. Поэтому захватил нож. Когда я вышел из дома, было светло, как днем. Похоже, ночью на небе взошло солнце, только гораздо больше настоящего и голубое.
— Наш Гийом склонен к фантазиям, — перебил трактирщик. — Немедленно говори святому отцу всю правду, слышишь? Не смей врать! — И, обернувшись ко мне, проворчал: — Спеси у мальчишки, ровно как у благородного.
— Продолжай, Гийом.
— Я не сочиняю, — оправдывался мальчик. — И могу показать вам место, куда ударил огонь.
— Проклятая дыра! — завопил трактирщик. — Никто, кроме мальчика, не бывал там с тех пор, как все случилось. Огромный круг из поваленных деревьев на выжженной земле. Клянусь, это работа дьявола!
— Мы с сестрами хотели держать его при себе вместо собачки, — продолжал Гийом. — Но кто-то увидел и донес инквизиции. Вы собираетесь пытать его, отец мой? И меня будете пытать?
Мне вдруг так захотелось обнять мальчишку! Но я знал, что радость держать его в объятиях, тепло человеческой любви — не для меня. Я принадлежу церкви.
И поэтому, проигнорировав вопрос, я попросил:
— Гийом, отведи меня на это место.
— Клянусь всеми святыми! — охнул трактирщик. — Не могли бы вы просто сжечь демона и покончить с этим?
— Послушай меня! Я скажу только один раз и повторять не намерен. Ваши мужчины могли бы сами уладить это дело. Могли бы забить чужака палками, размозжить голову, похоронить в безымянной могиле, тем более, что вашего господина казнили, а статус деревни до сих пор находится под вопросом, так что подобное преступление наверняка прошло бы незамеченным. Но вы предпочли доложить обо всем церкви. Согласен, это было правильно и благородно с вашей стороны. Но поскольку церковь прислала своих людей, все произойдет согласно закону и процедуре. Если необходим суд, этот суд будет справедливым. Если потребуется пытка, все будет проводиться в соответствии с папской буллой Ad Exstirpanda, которая еще свыше века назад стала руководством для инквизиторов. Если мы приговорим подсудимого к казни, приговор приведут в исполнение мирские солдаты в Нанте. Мы не варвары, Анри, и не станем жертвами крестьянских суеверий.