Внимая Ангелу

Нарьян, архивариус Сенша, старательно придерживается своих привычек, невзирая на все, что случилось после появления в городе пришелицы по имени Ангел. Нарьян верен своему ритуалу так давно, что изменить в нем что-либо очень нелегко. Поэтому в день прибытия корабля за Ангелом, в день, когда будет положен конец всем потрясениям — а такое обещание получили от Ангела ее последователи, — вернее, на закате этого дня, когда Ближний край Слияния показывается из-за диска своей звезды, а Око Хранителей начинает взирать из-за гряды Дальних гор, Нарьян пересекает площадь на окраине города и направляется к Великой реке.

Из-под его ног вырываются, струясь по тяжело

дышащему мрамору, серебряные и золотые завитки, над головой снуют, вонзаясь в тающие сумерки, бесчисленные механизмы — густой информационный бульон. За площадью начинаются широкие ступени, ведущие вниз по бурому склону, к реке. Голые ребятишки, резвящиеся на мелководье, оборачиваются на Нарьяна — толстого старика, тяжело опирающегося на посох. Прохромав мимо них, он спускается по уходящим в воду ступеням. Над водой остается только его лысая голова. Он делает глубокий вдох, втягивает ноздри, опускает морщинистые веки-мембраны и уходит под воду. Рев водопада на краю Вселенной повергает его сердце в привычную дрожь. Он выныривает, отчаянно отплевываясь. Ребятишки покатываются со смеху. Он снова ныряет, снова выныривает. Ребятишки шарахаются, задыхаясь от веселья. Нарьян смеется вместе с ними и поднимается по ступенькам, чтобы мгновенно обсохнуть под жарким солнцем.

Неподалеку погребальная процессия пускает по течению глиняные фонарики. Мужчины, зайдя по пояс в воду, провожают взглядами хромающего мимо Нарьяна и стучат себя костяшками пальцев по широким лбам. Их мокрые тела горят в огне заката, превратившего реку в ослепительный пожар. Нарьян благоговейно преклоняет колена, чувствуя жгучий стыд. Женщина скончалась, не поведав ему своей истории. За последние дни так происходило уже не раз. Провал следовал за провалом.

Теперь Нарьян сомневается, удастся ли ему услышать конец истории Ангела. Ведь она обещала предать город огню, и Нарьян, в отличие от Дрина, верит ей.

На ступеньках, скрестив ноги, сидит старый нищий в лохмотьях, но с гордо выпрямленной спиной. Кажется, что он любуется закатом. Он бодрствует, но ничего не видит, что является максимальным приближением жителей Сенша,

Заново Рожденных, к состоянию сна. На его широко раскрытые глаза наворачиваются слезы, они стекают одна за другой по жестким щекам. В уголке его левого глаза уселась полакомиться солью маленькая серебряная мошка.

Нарьян бросает в миску нищего горсть жареного арахиса, который специально носит с собой для этой цели, и направляется дальше. Он успевает уйти достаточно далеко, прежде чем замечает, что на краю огромной площади, там, где кончаются ступени и начинаются причалы, собралась толпа. Темнеющий воздух наполнен гудением сотен крохотных механизмов. Толпу сдерживает шеренга магистратов, стоящих плечом к плечу и пощелкивающих плетями, словно отгоняя мух. Стальные наконечники плетей сверкают, алые плащи магистратов пламенеют в последних лучах заката.

Люди недовольно шумят. Взгляды их обращены вверх по течению реки. Нарьян с замиранием сердца понимает, к чему прикованы их взгляды.

На горизонте к северу от города, где широкие ленты реки и земли, сузившись, сливаются в одну точку, разгорается огонек. Это баржа с кораблем Ангела, возвращающегося из далекого путешествия вниз по реке, в заброшенный город. Там она нашла пристанище, а потом заставила Нарьяна внимать ее истории.

Впервые Нарьян услышал о ней от Дрина, администратора Сенша. Тот лично нанес ему визит, чтобы сообщить новость. Появление Дрина на узких улочках квартала и собрало толпу, окружившую его и не отпускавшую на всем пути до дома, где жил Нарьян.

Дрин был

живым (может, несколько чрезмерно) человечком, прислушавшимся к зову совести и согласившимся занять церемониальный пост администратора в этом затерянном городе, давно покинутом его предками. Маленький, шустрый, с одной разноцветной прядью на бритой голове и с пергаментным личиком, в возбужденной толпе он походил на цветок в водовороте Великой реки. Тыл администратора прикрывали двое магистратов и робот — зеркальный боб, двигающийся в воздухе рывками, как семечко, выдавленное из арбуза. Над толпой барражировали механизмы помельче. Они не очень-то доверяли горожанам, и не без оснований. Слияние переживало перемены: одна раса Заново Рожденных за другой из общего числа в десяток тысяч лишалась изначального целомудрия.

Нарьян, предупрежденный нарастающим шумом, ждал появления Дрина на балконе. До его слуха долетел безупречно учтивый вопрос Дрина, усиленный механизмом, повисшим у его рта: Дрин осведомлялся, можно ли ему подняться. Толпа притихла, и его слова эхом разнеслись по узкой улице. Нарьян ответил, что всегда рад принять такого гостя, и Дрин сначала церемонно преклонил колена, а потом легко взобрался наверх прямо по полуразрушенной лепнине, украшающей фасад. Перемахнув через чугунные перила балкона, он уселся в кресло из железного дерева, которое обычно занимал сам Нарьян, принимая учеников. Пока Нарьян усаживался на табуретку (больше на балконе было не на чем сидеть), Дрин успел жизнерадостно признаться, что больше года не преодолевал такое значительное расстояние на своих двоих. Приняв чай и леденцы у жены Нарьяна, напуганной его появлением, Дрин добавил:

— Было бы гораздо удобнее, если бы ты занимал резиденцию, более соответствующую твоему статусу.

В распоряжении Дрина был просторный дворец из богато инкрустированного песчаника, возвышавшийся над южными кварталами города, но сам он проживал в резиденции посреди висячих садов, парящих над башнями дворца.

— Мое призвание требует, чтобы я жил в гуще людей. Как иначе понимать их рассказы? И как они сами находили бы меня?

— Способов много. Ты мог бы, например, размножиться в таком количестве, чтобы у любого из этих прохвостов оказалось по собственному архивариусу. Можно воспользоваться особой техникой… Прости, я забыл: ты следуешь весьма строгим правилам. Поэтому я здесь. Иначе как донести до тебя весть?

Резкость Дрина была напускной. Как и Нарьян, прекрасно читавший у него в душе, он находился здесь, чтобы служить, а не повелевать.

Нарьян признался, что не слышал ничего необычного, чем вызвал возглас Дрина:

— К нам прибывает космоплавательница! Ее корабль опустился в прошлом году на Исе. Помнится, я тебе об этом говорил.

— Однажды, еще в молодости, я наблюдал, как на Ис опускается межзвездный корабль. Тогда я еще не принял сан.

— Разумеется, — подхватил Дрин нетерпеливо, — в порту все еще швартуются сторожевые суда и торговые караваны. Но тут другое… Она утверждает, что прибыла из незапамятного прошлого. Из очень далекого прошлого, еще до Хранителей!

— Будет любопытно ее выслушать.

Дрин шлепнул себя ладонью по худой ляжке.

— Могу себе представить! Человек, миллионы лет путешествовавший за пределами Галактики! Но не только… Она сбежала с корабля. Там поднялся страшный переполох. Команда требует, чтобы женщина вернулась.

— Значит, она невольница?

— Судя по всему, она подчиняется экипажу — подобно тому, как ты пребываешь в зависимости от своего сана.

— Так верни ее! Тебе известно, где она находится? Дрин бросил в рот леденец и яростно раскусил его ровными плоскими зубами.