Вновь и вновь
Шрифт:
– Тьмы, однако, никакой не было, - заметил Медведев.
– Уж тьму-то мы с тобой и из-за моря не прозевали бы.
– (Накануне и он, и Пархоменко исследовали материк-II).
– Брось аналогии, Ванюша, неплодотворное это дело.
– И все-таки земля потряслась, - задумчиво сказал Пархоменко.
– Вот что, Луис, давай-ка сейчас махнем туда и посмотрим.
Медведев
– Ты что, Ваня! А профилактику биоподсадкам когда делать думаешь?
– Сделаю! До утра провожусь, но сделаю.
– Пархоменко стремительно поднялся.
– Пошли, Луис, прогуляемся.
...Они пронеслись над темной долиной, невидимые в силовых коконах, и, отыскав нужное место, опустились неподалеку от берега моря. Море было спокойным, в нем отражались звезды. В низине спал в темноте город, там не светился ни один огонек. Тьма не мешала разведчикам, они видели все окружающее так же хорошо, как днем, на то и были разведчиками.
Огромный крест лежал на склоне, словно вырванный иэ земли каким-то великаном.
– Гвозди, Луис.
– Пархоменко дотронулся до шероховатой поверхности бревна.
– Они егo распяли.
Пархоменко говорил тихо, хотя вокруг, кроме них двоих, никого не было. Исчезла стража, охранявшая вход в пещеру, исчез военный лагерь, и расселина на вершине скалы тоже была пуста. Только поваленный крест. Только охапка сломанных веток. Только пепел костра, обглоданные мелкие кости и разбитый глиняный сосуд - следы трапезы воинов-стражников. И вход в пещеру...
– Не люблю ночные прогулки, - проворчал Медведев.
– Ночью спать надо. А если и гулять -так не с тобой, а с большеглазой мечтательницей.
Пархоменко не ответил. Затаив дыхание, он направился к пещере. Сердце колотилось часто и гулко, словно хотело дать знать всем мирам о своем существовании.
– Конечно, тело унесли из пещеры, так что зря идем, - проворчал Медведев за спиной.
– Поклонники унесли. А скорее всего, эти ребята в шлемах. Привязали камень к ногам - и в воду, во избежание большого беспокойства. И вообще, Ванюша, у тебя же все на воздухе построено. На песке. Может быть, они каждого второго таким манером на тот свет отправляют. Мы же пока ничего о них не знаем.
В пещере было прохладно и пусто. Ребристые каменные стены, ребристый каменный свод потолка. На каменном полу - тонкий слой песка, занесенного ветром с близкого берега. Ничего. Никого.
Никого...
...Они сидели на краю обрыва и смотрели на сонно вздыхающее море. Звезды, мигая, переглядывались со своими отражениями. Позади, в долине, спали чужие города и селения.
– Понимаю, Ванюша, идея красивая, - говорил Медведев.
– Мол, мы, земляне, не избранные... Он един для всех... Воплощается в разное время в разных мирах... Он един ддя всех миров, он подлинный господин этих миров и всех уверовавших он примет к себе... Красиво, не спорю. Но где уверенность? Уж если на то пошло, знаешь, какова вероятность того, что мы попадем в нужное время в нужное место, как раз в момент распятия?
– Знаю, - сказал Пархоменко.
– Одни нули после запятой. Но ведь попали.
– А!
– Медведев отмахнулся.
– Землетрясение, ты прекрасно понимаешь, тоже не доказательство. Мы же не знаем сейсмической активности данного района. И потом, евангелисты все-таки еще и о тьме говорили. А где же тьма?
– Луис, не надо. Почему обязательно все должно быть точь-в-точь? И вообще, закругляйся с объяснениями. Да, и Воскресения, скажешь, не было. Просто унесли тело. Похитили. Концы в воду. Возможно. Мы, практически, еще ничего не знаем...
– Ну вот!
– обрадовался Медведев.
– Наконец-то.
– Не знаем. Но я - верю.
– Просто хочешь верить.
– Хочу, не хочу, не в этом дело. Верю, - повторил Пархоменко.
Медведев взглянул на лицо напарника и промолчал.
Они сидели под звездами на далекой планете, и за их спинами лежал Крест Распятия, и звезды застыли над Крестом - неисчислимое множество миров, образующих воплощенную когда-то из небытия удивительную Вселенную.