Вновь: покойтесь с миром
Шрифт:
– Да мне насрать! – Бэккер подошел к нему ближе, смятение со злостью напополам выступали отличным защитным механизмом, не допуская вмешательство в систему координат. – Меня туда отослала мать, которая просто хотела отделаться от ненавистного отпрыска, а отец только и мог, что потакать ее жестокости, потому что важна ему лишь карьера! Я не особенный, не уникальный, я выжил лишь потому, что….
– Потому что не мог не выжить. Не важно, был то Варвар, Особи или что-то другое, Бэккер, ты не мог не выжить, потому что в тебе есть та человеческая сила, способная
Стоило последнему слову соскочить с языка Клендата, как доведенная до критической температуры ярость Бэккера вырвалась сильнейшим ударом по лицу раздражителя. Сразу за этим проявлением вполне обоснованной ярости случилось открытие, придавшее всему услышанному достоверности. Клендат не просто выдержал удар – он и на миллиметр голову не сдвинул. Бэккер же ощутил чудовищную боль сломанных костей в кисти правой руки. Только вот боль эта словно раззадорила его нуждой преодолеть ее, жертвуя любым побочным ущербом, – Бэккер уже собрался накинуться на него и чуть не зубами вгрызться, ведь попытка ударить левой рукой оказалась еще более ничтожна из-за слабости мышц. Клендат же спокойно стоял, пока вновь напоминающий Любе зверя Бэккер не упал на пол от внезапного бессилия.
– Что ты такое?! – прорычал он, пытаясь встать без помощи покалеченных рук, пронзая свирепыми глазами Клендата, который, в свою очередь, выражал сочувствие, сопереживание. Люба уже хотела подойти и помочь Бэккеру, но тот пресек инициативу, жестко рявкнул на нее и самостоятельно поднявшись во весь рост.
– Его действительно зовут Клендат, – заговорила Люба с некоторым сочувствием ситуации, все же приблизившись к Бэккеру, чтобы тот обратил внимание преимущественно на нее. – Он тот самый Отец, упомянутый в писаниях церкви Наставления. – Одного взгляда хватило, чтобы Люба поняла его мысль, и кивнув, она с прискорбием заключила: – Саму же Мать ты видел на Целестине, рядом с Варваром. Они создали нас, людей.
7
Боль от сломанных костей работала защищающим полотном от слишком сложного болота открытий, куда его кинули без лишней подготовки. Содержание услышанного сталкивается в чудовищной борьбе с источником происхождения и донесения так, будто бы ему предоставили выбор, какому монстру отдать свою жизнь на растерзание. Этот натиск получается кое-как отсечь в момент ухода в сторону лифта через коридор, где и удается сконцентрироваться на понятной физической боли. Бэккер не просто в замешательстве – ему и впрямь кажется, что у него отнимают саму суть его существования, замещая волю нитями кукловода. Но есть что-то еще… что-то жгучее, но спрятанное где-то внутри… словно инородная мысль или свойство, окутывающее всего его невидимым раздражением. Тяжелая одышка, сильный пот и заметный со стороны тремор вынуждают его упереться в стену лбом, поджимая руки под себя в скрюченном состоянии. Ему хочется кричать, чуть ли не биться головой о стену, лишь бы инородное свойство исчезло.
– Не позволяй себе делать выводы. – Голос Любы был чуть ли не родительским, как обычно взрослый учит молодого мудростям жизни, немного холодно, но осмысленно и по существу. – Ты никому ничего не должен. Ты раскрыл себя настоящего, того, кто в сложной, критической ситуации делает лучшее из возможного, принимая лишь свои и только свои решения, в основе которых лежит твоя воля, ничья другая. Доверие инстинктам несет за собой наименьшее из возможных наказаний за ошибочностью веры.
Бэккер медленно повернул к ней голову, все еще упираясь лбом в стену. Она не видела его взгляда – все время смотрела вперед, куда-то в пустоту.
– Тебе же плевать на меня было… ты бросила меня там, ты…
– Суть моих слов от этого не искажается, разве нет?
Бэккер молчал, боль пульсировала по всему телу.
– Это мой самый большой тебе дар – понимать разницу между тем, что говорят и кто говорит. Научись отделять одно от другого, потому что если ты продолжишь потакать инстинктам, то будешь не более чем игрушкой в руках Клендата. Игрушкой, которая если и заметит нити, то с подачи кукловода сама же их и оправдает. Это на Коме ты был в своей стихии, ведь людьми управлять не трудно. Клендат и Кассандра создали человечество, построили города, изобрели все, чем ты пользуешься и что знаешь. Они бессмертны, всевластны и могущественны.
– Ты распинаешься из-за заботы обо мне или ненависти к нему?
Люба повернула голову, дабы усилить важное заключение серьезным взглядом.
– Это одно и то же.
Бэккер смотрел ей в глаза и видел простую искренность в мыслях, но скрытую, явно трагичную историю в чувствах. Он выпрямился, не отводя глаз от нее, испытывая в ее адрес настоящее уважение не только за прямоту, но и за то, что она старалась быть равной ему.
– Что будешь делать ты?
Лицо ее плавно приобрело мрачное недоверие, словно перед ней чуть ли не чужак.
– И как мне прикажешь вот это молчание понимать?!
Не меняя выражения лица, пугающе безжизненным голосом она произнесла емкое:
– Как урок.
Возможно, в этом и состоит урок: мол, нельзя оценивать доступное на поверхности, всегда важно иметь поле для маневра, ведь тут у них куда важнее не уровень ставок, а сложность понимания игроков. Бэккер успел сформировать этот более-менее шаткий мостик как раз в те секунд десять, пока к ним шел Клендат.
– Я помогу. – Клендат крепко прижимал ладонь к области сломанных костей, после чего отпустил, сказав: – Минута-другая – и повреждения исчезнут, кости восстановятся вместе со связками.
Конец ознакомительного фрагмента.