Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель
Шрифт:
— О да, пустой тронос — к беде. Но у Аэтия остались сыновья. Двое, если мне не изменяет память? А правит землями Питфей Пелопид. Вот ведь как интересно получается…
Раньше Амфитрион и не подозревал, что на события в Орее можно взглянуть с такой точки зрения. Нахмурившись, он стал массировать пальцами виски. Казалось, голову стянул бронзовый обруч. И выпитое вино было тут ни при чем.
— Ты полагаешь, — после долгой паузы спросил он, — что Атрей с Фиестом, если их оставить здесь, тоже попытаются захватить власть? Как ты себе это представляешь? Питфей старше, еще и провидец. Знает, за какой
Нюхали, подсказал рассудок. Если верен первый слух — кровь они очень даже нюхали. Разве что не пили. А если верен второй — люди, взявшие на себя вину матери, способны на многое.
— Зачем им? Дядя и так отдает Пелопидам город!
— Прав был Сфенел: ты судишь, как лавагет.
— О чем ты?
— Вот я, вот враг. Твои мысли? Басилей обязан думать иначе.
Амфитрион вскочил, опрокинув тяжелое кресло. Красный от гнева, он принялся мерять шагами мегарон. Песок яростно хрустел под ногами. В углу завел свою песнь сверчок — и стих в испуге. Сфенела молодой человек недолюбливал. Слова дяди уязвили его; наверное, потому что в значительной мере были правдой. И отец туда же!
— Ты полагаешь, — Алкей давил, как опытный борец, — что Пелопиды удовлетворятся жалкой подачкой? Плохо же ты их знаешь.
— Я знаю Пелопидов лучше тебя! Ты сиднем сидишь в Тиринфе, а я бился с Трезеном плечом к плечу…
— Сравни меня, Электриона и Сфенела. Все мы — сыновья Персея.
— Ну и что?
— Сильно ли мы похожи?
— Ладно, — укротив бешенство, Амфитрион остановился перед отцом. — А ты сам знаешь Атрея с Фиестом? Видел их? Болтать-то о них могут всякое…
— Я никогда не видел этих юношей.
— Вот! Так как ты можешь…
— Зато я хорошо знаю, на что способен их отец.
— Он пойдет на нас войной, если мы не выдадим ему сыновей?
— Это было бы слишком просто.
Амфитрион поднял кресло, но садиться раздумал. Уперся крепкими ладонями в стол, словно зверь, готовый к прыжку: продолжай, отец! Глупый сын слушает тебя, мудрого…
«Мудрецы! — сверкало в его глазах. — О, мудрецы…»
— Я не исключаю, что визит юных Пелопидов — хитроумная затея Пелопса. Пожертвовать внебрачным малышом, чтобы законые сыновья обосновались в Арголиде. Закрепились и начали прокладывать дорогу к троносам.
— Пожертвовать сыном?!
— Возможно, Пелопс и не замышлял зла. Просто воспользовался удачно подвернувшейся случайностью — смертью Хрисиппа. Или ты думаешь, что Проклятый настолько не владеет собой? Что в гневе он прислал требование о выдаче, граничащее с оскорблением? Желай он заполучить сыновей обратно, его слова, переданные гонцом, звучали бы иначе. Так, чтобы Электрион мог вернуть беглецов, сохранив лицо. И еще тешился бы мыслью, что владетельный Пелопс в долгу у Микен. Нет, мой хитроумный тесть не рассчитывал на выдачу сыновей. Напротив, он сделал все, чтобы ему отказали. Теперь его дети в Арголиде, и я не жду от них добра.
— Что же ты молчал, отец?!
В сердцах хватив кулаком по столу, Амфитрион выпрямился во весь рост. Скала в человеческом облике нависла над хромым басилеем Тиринфа. Толкни пальцем — рухнет на голову.
— Почему не сказал этого братьям? Не убедил их?!
— Бесполезно. Решение было принято заранее,
— Боясь ссоры, ты подверг наши земли опасности? Почему ты хотя бы не попытался?! Я бы поддержал тебя! Отец, если ты уверен…
— Я не уверен. Имея дело со старой лисой Пелопсом, ни в чем нельзя быть уверенным до конца.
Не в силах больше стоять на месте, Амфитрион кинулся к очагу. Обхватил колонну, словно врага, сдавил, запрокинул голову к потолку. Рухни, дворец! Гибни, душа моя, вместе с сомнениями! Напротив, из огня фрески, возносились к небу дед с бабушкой — звезды, они не могли успокоить внука.
— Нашему дому грозит беда, — прохрипел Амфитрион, дрожа от гнева. — И ты ничего не сделал, чтобы ее отвратить! Однажды дед сказал мне: «Когда спасаешь кого-то — спасай. Не думай, как при этом выглядишь.» Я запомнил его слова. Хорошо запомнил! Да знай я, что Пелопиды — угроза Тиринфу… Я понял! Ты с самого начала не верил, что они — враги! Ты спорил, чтобы показать: у тебя есть свое мнение! Чтобы братья тебя уговаривали, а ты в конце концов согласился! Я прав, отец?
Пальцы Алкея с такой силой сжали навершие посоха, что дерево жалобно затрещало. Казалось: дубовая палка сейчас расколется в щепки — либо полетит в голову сына.
— Нет, — прозвучал ответ. — Ты ошибаешься.
Амфитрион бросился прочь из мегарона. Воздух налился духотой, кляпом забивая глотку. Скорее, во двор — глотнуть вечерней прохлады, остыть… В дверях он споткнулся, словно налетев на стену. Это же его отец! Они не виделись полтора года. Пусть отец сто раз не прав…
Не таким представлял он себе возращение домой.
— Прости меня, — тихо произнес Амфитрион. — Я погорячился. Жаль, мы с тобой — не провидцы. Тогда бы точно знали, чего ждать от этой парочки. Вот Питфей Пелопид — провидец. У него перед моим отъездом дочка родилась. Так он сказал: дочь родит ему внука — великого героя. Победителя разбойников и чудовищ [12] . Я всю дорогу размышлял: каково это — быть дедом великого героя? Как быть внуком великого героя, я знаю. Трудно. Все тебя по нему равняют. А дедом? Отцом? Здорово, наверно, а?
12
Эфра, дочь Питфея, родит от Посейдона сына — героя Тезея, убийцу Минотавра.
Алкей молчал, отвернувшись. Он знал, каково быть отцом героя. Герой, вернувшийся с войны, стоял в дверях. Молодой, сильный, увенчанный славой… «Будь у меня здоровые ноги, — думал старший сын Персея. — О, я бы навоевался вволю! И если бы остался жив — сейчас бы с добродушным снисхождением взирал на сына. Со мной бы говорили по-другому: и сын, и братья. А так… Отец — Убийца Горгоны. Сын — сокрушитель тафийских пиратов. Я же — калека-домосед. Кто станет считаться с калекой?»
За долгие годы Алкей привык к такому положению вещей. Притерпелся, смирился. Но слова сына разбередили в душе зарубцевавшуюся язву — и она отчаянно саднила.