Внук сотника
Шрифт:
Снова сзади звучит подсказка:
– Доспех, за десять.
– Удваиваю! Кузька, доспех.
Кузька с Демкой приволокли доспех.
– Не стоит доспех десяти гривен!
– Называй цену или бери за десять!
– Ладно, беру за десять. Все равно – мало.
– Роськину долю, за пятнадцать. И про родство напомни, – опять подсказал Ходок.
– Удваиваю! Кузька, доспех и кошели!
– Мало!
– Дядька Никифор, с родней торгуешься. Тридцать гривен со своей семьи за мальца! Мы же не чужие!
– Денежки родства не знают!
– Римляне
– Вот и я не нюхаю, откуда у тебя тридцать гривен.
– А чего тут нюхать? Из того самого переулочка. Епископским судом мне отдано. Нюхай не нюхай, все чисто!
«Нужен нестандартный ход! Блин, что для этого выжиги может стать неожиданностью? И дед чего-то совсем сник, как будто в тотализаторе на меня ставку сделал. Но что же придумать?»
– Кстати, Михайла, тут не тридцать, а двадцать девять, – придрался Никифор. – Одна-то за виру идет!
– На! – Демка выташил из-за пазухи кошель со своей долей монет. – Теперь – тридцать!
– Все равно – мало!
– Да куда тебе столько?
– А это уж – мое дело!
«Ну да, коммерческая тайна… Стоп! Коммерческая тайна? И кто же, кроме тебя, твои делишки в подробностях знает? А делишек много, мать мне очень интересные вещи тогда про тебя поведала. А знает о них если не все, то много Семен. Как-никак – главный приказчик. А он у тебя в холопах за долги».
– Ну что, Михайла, иссяк? – Никифор давил, не давая ни секунды на то, чтобы что-нибудь придумать, сбивал с мысли. Рожа его постепенно расплывалась в торжествующей улыбке, а дед сидел мрачный, как на похоронах.
«Что-то не то. Обратите внимание, сэр, опытный купец переиграл пацана, а радуется, как будто, крупную сделку провернул. Не странно ли? И лорд Корней как-то уж слишком опечален. Что-то тут нечисто…» С мысли опять сбил голос Пашки:
– Нет, батяня, не иссяк он! У них еще есть, я подсмотрел!
«Ну, паскуда, купецкий сын!»
– Слышь, Михайла, что Пашка говорит? Давай набавляй цену!
– Мало ли что чужие люди болтают, – отмахнулся Мишка.
«Уводить, уводить разговор в сторону, нужна пауза для размышлений!»
– Чужие? – возмутился Никифор. – Это ж брат твой двоюродный!
– Нет, Никифор Палыч. – Мишка отрицательно покачал головой. – У меня в Турове только один брат – Петр Никифорыч! А этого, – небрежный кивок в сторону Пашки, – я не знаю, и звать его – никак.
Никифор озадаченно уставился сначала на Мишку, потом на своего младшего отпрыска, давая племяннику драгоценные мгновения, для того чтобы что-нибудь придумать.
«Испугаешься ли ты, если Семен в чужих руках окажется? Должен! Коммерческая тайна, это такая штука… Ну держись, дядя Никифор!»
– Семен! – громко спросил Мишка, оборачиваясь к старшему приказчику. – Ты сколько хозяину должен?
– А чего?
– Спрашиваю – отвечай, еще виру за грубость хочешь?
– Четыре гривны. И гривна с семнадцатью кунами лихвы. И сегодня еще три куны.
– Для ровного счета будем считать – шесть, – подвел итог Мишка. – Бери со стола шесть гривен и отдавай при свидетелях Никифору Палычу. А ты, дядя Никифор, неси кабальную запись. Отказать не имеешь права – должник при свидетелях вернул долг и лихву тоже. Теперь он не твой, а мой!
– Стой, племяш, ты чего творишь?
«Есть, в яблочко!»
– Денежки родства не знают!
– Да погоди ты! На кой тебе Семен сдался?
– А это уж – мое дело!
– Тебе же Роська нужен был!
– Дорого запрашиваешь, да и прибытку с него… – Мишка пренебрежительно сморщил нос. – А с Семена мне польза будет… Сам понимаешь! Неси кабальную запись! Или, может быть, хочешь Семена на Роську обменять? Так Роська дешевле Семена раз в десять! Или – не так?
– А, провались ты! – Никифор в сердцах швырнул шапку оземь. – Проиграл! Едрит твою бабушку, такой заклад! Нет, Корней Агеич, с тобой об заклад биться – лучше сразу самому повеситься! Вырастил внука, мне бы такого парня! Эх…
Никифор неожиданно улыбнулся, подскочил к Мишке и хлопнул его по плечу;
– Не серчай на дядьку, племяш! Мы с твоим дедом об заклад побились: переторгуешь ты меня или нет? Я Роську тебе и так отдал бы, но больно уж интересно было. Ну, не сердишься?
«Так вот в чем дело! Все было спектаклем: и суд, и приговор – все для того, чтобы я с Никифором торговаться начал! Ну, лорд Корней, подсуропил… Так, стоп! А Ходок что, так же, как на представлении, подсадкой работал?»
– А Ходок мне по твоему наущению нашептывал, дядя Никифор?
– Догадался? А ведь ты сначала купился. Ну признайся: купился?
– Купился, какие купиться было, – признался Мишка, – он же другом моим притворялся.
– Да он и есть твой друг! Просто я ему десятину от выигрыша пообещал.
– Друзей так дешево не продают. Их вообще не продают, иначе это – не друзья.
– Да будет тебе, Михайла. – Никифор сам почувствовал неловкость ситуации и попытался отвлечь племянника: – Ты же все выиграл: Роська – твой, меня ты переторговал. Это меня-то! Деда обогатил, чего тебе еще-то?
– Ничего, только Ходоку я уже никогда доверять не смогу. И тебе не советую. Он как-то обмолвился, что однажды жар-птицу поймал, да счастья ему с того не вышло.
– Ну и что?
– Где он? – Мишка покрутил головой. – Смылся? Помяни мое слово: он сегодня напьется вусмерть, будет плакать и последними словами себя обзывать. Это – хуже всего, сломанный он человек.
– Ничего-то ты про Ходока не знаешь, – насупился Никифор. – У него в жизни такое было, что тебе и не снилось.
– Никеша! – раздался с крыльца голос деда. – А не обмыть ли нам это дело? У тебя там в бочке с угорским еще и половины не убыло!