Внутренняя линия
Шрифт:
Солдаты скучились у пушек, пытаясь спрятаться от губительного бамбукового ливня. Матерясь сквозь зубы, они выцеливали засевших на стенах арбалетчиков, но на место убитых тут же становились другие. Заменить же убитых и раненых сибирцев было некем.
Бессильная ярость клокотала в душе капитана Згурского. Лучше всех он понимал, что еще две-три минуты такого боя — и рота его попросту растает в безумно храброй, но безнадежной попытке взять «на копье» цитадель Бейджина. Згурский чувствовал, как переполнявшая его обжигающая ярость собралась в огненный ком в центре живота…
— Огонь! — взревел он, командуя расчетом последнего, еще работающего орудия. И
Дальнейшее потрясло и тех, кто оборонялся на стенах, и тех, кто шел на безнадежный приступ: будто меткий выстрел из главного калибра линкора ударил по украшенным драконами дубовым створкам. Это была ослепительная вспышка, грохот, от которого содрогнулись стены Вечного города и начали осыпаться крыши домов…
Згурский внезапно ощутил, что внутренний огонь больше не обжигает его, будто именно бушевавшая в нем запредельная энергия разрушила те самые чертовы ворота.
— Вперед! — скомандовал он, подхватывая с земли чью-то винтовку. — В штыки!
Это было чистым безумием. Несколько десятков израненных, чудом выживших сибирцев — ничтожная капля, которую многотысячный гарнизон столицы мог смахнуть, едва заметив, как пот со лба. Но, должно быть, почувствовав неладное, защитники в панике оставляли стены, с нелепой легкостью позволив атакующим ворваться в город.
Спустя примерно четверть часа ихетуани [15] отошли от шока, и бой на улицах закипел с новой силой. Но вслед за 7-й ротой 5-го полка Сибирских стрелков уже ворвалась спешившая на подмогу вся стрелковая бригада.
15
Ихетуани — тайное общество, возникшее в конце XVIII века, участвовало во многих восстаниях. Наиболее известно восстание 1898–1900 гг., вошедшее в историю как «восстание боксеров». «Ихэцюань» (кулак в защиту мира и справедливости).
Згурский был на острие атаки. За очередным поворотом узкой улочки его ожидала баррикада, моментально огрызнувшаяся сотней пуль и стрел. Молодой капитан ощутил резкий болезненный удар в ногу, затем в грудь, и рухнул на землю без чувств…
Ужасный омерзительный запах достиг его сознания, выдергивая из оцепенения.
— Ну, слава богу, очнулись! — услышал генерал Згурский.
— Лун Ван, — прошептал Владимир Игнатьевич.
— Да нет же! Это я — Комаровский!
— Где я? — Генерал приподнялся на локте и попытался осмотреться.
— Все в порядке, вы в аптеке «У Белого льва». Спасибо господину — помог вас донести. Вам неожиданно стало плохо.
— Контузия догнала… Порт-Артур, — пробормотал Згурский. — Помогите мне встать.
— Ну что вы, Владимир Игнатьевич, лежите! Сейчас лекарства принесут. А кто такой этот Лун Ван? Вы его все зовете.
— Китаец один, доктор. Он меня спас после штурма Бейджина.
— Спас? Китаец?
— Да. — Нормальный цвет лица постепенно возвращался к генералу. — Двойное ранение — пулей и стрелой. Стрела отравленная — все тело горело. Был бы рядом пистолет — застрелился бы.
— Это же грех какой!
— Евгений Александрович, нам никогда не узнать о боли того, что знают о ней китайцы. Я думаю, Лун Ван был среди мятежников, а когда понял, что восстание обречено, решил спасти себя и семью, взяв на излечение русского офицера. Так это было или нет, от старого хитреца правды добиться не удалось, но впоследствии причин жаловаться на него мы не имели. Он — великий доктор и великий мастер воинских искусств. Мы с ним подружились. Он лечил все русское посольство на протяжении нескольких лет, во всяком случае, покуда я был там помощником военного агента. Кроме того, вместе со своими тремя сыновьями и дочерью обучал меня рукопашному бою… Сейчас бы он мне очень не помешал, — вздохнул Згурский. — Дело вот в чем. Я действительно видел черную даму, о которой вы давеча рассказывали.
— И что? — Штаб-ротмистр Комаровский с интересом придвинулся.
— Она несла всякую околесицу. Но вот что странно — старая карга упомянула реку крови, через которую я иду.
— Все мы идем через реки крови, Владимир Игнатьевич.
— Да, это верно. Но дело в том, что в гербе Згурских в серебряном поле червленый пояс — красная полоса, знаменующая реку крови, через которую мы, Згурские, идем к славе и победе. И потом, старуха что-то плела о молниях… Мол, ими предначертан наш путь. И вот какое совпадение: в год восшествия на престол царя Михаила Федоровича, молния, ударившая средь чистого неба в дуб, на котором собирались повесить моего предка — как можно догадаться, польского шляхтича, — спасла его от гибели. Да… Лун Ван, молния… Тут, видит бог, что-то есть. — Згурский сел на кушетке и стал торопливо застегивать ворот рубашки. — Простите, что-то я разболтался. Можно ли отыскать эту… черную даму?
— До сих пор это не удавалось никому.
— Нелепость какая!..
Дверь каморки в глубине аптеки открылась, и в щели показалось взволнованное лицо хозяина:
— Простите, вы случайно не господин Згурский?
— Да, это я.
— Я начал готовить вам лекарство, но вспомнил. — Аптекарь замялся. — Не знаю даже, как сказать…
— Говорите как-нибудь! Я понимаю немецкий.
— Дело в том, что несколько дней назад сюда приходил пожилой господин восточной наружности. Он оставил здесь микстуру из наростов корня, — фармацевт посмотрел на бумажечку с записью, — тань-гуань. Он утверждал, что корню много более ста лет. Честно говоря, я не знаю, что бы это значило. Но господин был очень убедителен и сказал, что именно сегодня утром около моей аптеки упадет в обморок некий русский по фамилии Згурский. — Аптекарь окончательно сконфузился. — Он просил передать это вам.
— Тань-гуань, — тихо проговорил генерал. — Корень дерева бо-му. Глазам своим не верю! Когда приходил этот восточный господин?
— Примерно дней этак десять назад.
— В это время я еще и не предполагал ехать в Прагу.
Он замолчал, словно погруженный внутрь себя, потом медленно произнес:
— Времени нет…
— Владимир Игнатьевич, не беспокойтесь, берегите себя! Мы успеем, еще раннее утро.
— Нет-нет, я не о том. Это Лун Ван сказал двадцать лет назад. Он утверждал, что времени не существует, и все происходит, как бы так выразиться, везде и всегда.
— Не понимаю.
— Признаться, я тоже. Однажды перед самой отправкой в Порт-Артур я зашел к Лун Вану — он как раз готовил снадобье из этого корня… Средство очень сильное. Китайцы верят, что, если его принимать регулярно, оно сделает человека бессмертным. Как раз тогда мы поспорили с Лун Ваном. Я говорил, что вечная жизнь невозможна, со временем организм изнашивается. А он сказал, что времени — нет… Откройте, пожалуйста, сосуд!
— Он замотан. Печать… — начал Комаровский.
— Я вижу. Сломайте печать и посмотрите — там, внутри пергамента, в который обернут пузырек, должна быть подпись.