Внутренняя линия
Шрифт:
— Да, он уроженец Елчаниново. Его в тех местах знают с детства.
— И ты говоришь, он был награжден лично Троцким?
— Так написано.
— Интересная ситуация получается. — Дзержинский еще хотел что-то сказать, но не успел — в приемной раздались по-армейски четкие шаги.
— Феликс Эдмундович, к вам господин… гражданин… товарищ Джунковский.
— Просите, пусть войдет.
Бывший шеф корпуса жандармов, бывший губернатор Москвы вошел быстро, отодвинув, будто едва заметив, секретаря.
— Добрый вечер, Владимир Федорович!
— Добрый вечер, Феликс Эдмундович. — Руки бывшего товарища министра внутренних дел и председателя ОГПУ сомкнулись в рукопожатии. — Вижу, не забываете
На губах царского генерала играла насмешливая улыбка.
— «И за учителей своих заздравный кубок поднимает», — процитировал Дзержинский. — А вы — мой учитель дважды. И до революции, и теперь.
— Да… — Джунковский криво ухмыльнулся. — Ученик превзошел учителя. Итак, зачем я вам понадобился на этот раз?
— Прежде всего должен сказать, что ваш план работает как часы. На встречу с подполковником Шведовым из Парижа, как и ожидалось, прибыл некто — судя по выправке и возрасту, старший офицер или генерал. Пражской агентуре он неизвестен. Но, как было установлено, зовут его Владимир Игнатьевич и на костюме он носит значок с золотой коронованной буквой «Д».
— Коронованная буква «Д»? — переспросил Джунковский, сверху вниз глядя на собеседника. — Ничего сложного — вензель шефа 16–го Мингрельского гренадерского полка. Стало быть, он из мингрельцев. Кавказская гренадерская бригада. Очень достойный, я вам доложу, полк. Владимир Игнатьевич, Владимир Игнатьевич… Нуда, конечно! Вот же момэнт [16] вислоухий, как я сразу не вспомнил?! Пред вами, почтеннейший Феликс Эдмундович, блистательный образчик русской военной породы — генерал Владимир Игнатьевич Згурский. В пятнадцатом году он командовал мингрельцами во время штурма Эрзерума. Сейчас, должно быть, возглавляет полковое братство.
16
Момэнт — ироничное прозвище штабных офицеров в царской армии.
«Згурский, — стучало в голове председателя ОГПУ, — неужели муж той самой Татьяны Згурской? Нелепое совпадение или, как говорили в прежние времена, перст божий? Згурский…»
— Чем же блистателен наш генерал?
— Когда б Россия с самого начала века не воевала, то, пожалуй, вышел бы этот храбрец в отставку капитаном, от силы подполковником, и разводил бы лошадей на конном заводе своего отца.
— Отец его, получается, коннозаводчик?
— Отец его был начальником государственной приемки Главного артиллерийского управления. Прекраснейший человек, неподкупный, честный. Из-за этой честности и неподкупности частенько неприятности имел.
Вот, скажем, однажды некая зарубежная фирма пыталась нам продать четверть миллиона трехдюймовых снарядов, которые всем были бы хороши, да только дюймы у этой фирмы получались какие-то своеобычные. Так что снаряд в пушечном стволе болтался. А если пушка от стрельбы разогревалась, то и вовсе летел этот снаряд куда угораздит. Старший Згурский всю партию забраковал. А деньжищи, как вы сами понимаете, там крутились громадные. Вот и решили надавить на него.
— Каким же образом?
— Владимир Игнатьевич Згурский в ту пору как раз в Академии Генерального штаба учился — самый выпуск. Через кого там палки в колеса ставили — не знаю. Но только капитану Згурскому и еще троим офицерам, окончившим дополнительный курс по высшему разряду, было отказано в причислении к Генеральному штабу. Кстати, Феликс Эдмундович, обратите внимание — одним из товарищей по несчастью вашего пражского Мистера X был не кто иной, как молодой артиллерийский штабс-капитан, Деникин Антон Иванович.
— Вы хотите сказать, что Деникин и Згурский — друзья?
— Да. И не только по несчастью. Когда в гражданскую войну французы решили оставить без поддержки Деникина и его правительство, именно Згурского Антон Иванович назначил своим представителем в Париже. И тот весьма преуспел на военно-дипломатической стезе. Когда б Врангель его не отставил, кто знает, как бы еще дело повернулось. Но я перескочил. Тогда, в Академии, Деникин стал писать жалобы, искать управы на военного министра. Згурский же бумажными войнами заниматься побрезговал и, воспользовавшись правом выбора вакансии, нашел себе местечко, куда Макар телят не гонял: Благовещенск, Сибирский стрелковый полк. Скандал в столице был не скажу — грандиозный, но шумный. Еще бы: блестящий молодой офицер из лейб-егерей, если я не ошибаюсь, известное в столице и при дворе семейство — и вдруг в Благовещенск! Китайская граница. Этакая пощечина власти. К Генеральному штабу его, а потом и Деникина, позже причислили. Но возвращаться из глубины сибирских руд наш фрондер не пожелал. Потом началась китайская война, и капитан Згурский, самолично попросившийся из штаба в строй, во главе роты первым вошел в Пекин. Такой вот случай, Феликс Эдмундович.
— Да, что и говорить… Примечательный человек.
В голове Дзержинского снова всплыла недавняя история профессора Дехтерева.
— Владимир Федорович, если вы еще что-нибудь вспомните относительно генерала Згурского, окажите любезность — сообщите мне как можно скорее. И главное — обратите внимание, на чем его можно подцепить.
— Я вас понял, Феликс Эдмундович. Постараюсь вам помочь. — Джунковский презрительно поджал губы. — Я могу идти?
— Да. Заранее вам благодарен. — Феликс Эдмундович сделал вид, что не заметил гримасу, и, проводив взглядом прямую спину жандармского генерала, вернулся к бумагам.
Донесение из Ленинграда, как и ожидалось, было подписано секретным сотрудником, приставленным негласно надзирать за товарищем Орлинским. Как и генерал Джунковский, бывший статский советник Орлов являлся «сотрудником» личной агентуры Дзержинского. Старому революционеру и опытному конспиратору — ему было отлично известно, сколь немалую пользу можно извлечь, держа на крючке подобных «золотых рыбок». Специалистов такого класса в Советской России не имелось, и взять их было неоткуда. Воспитать и обучить своих, как гласила партийная доктрина? Несомненно. Однако на это нужно время, и немалое. А специалисты жизненно необходимы сейчас. У врага, в отличие от нас, проблем с кадрами нет — одними штыками и партийными билетами его не разобьешь. Но, с другой стороны, приходится со всей бдительностью следить, чтобы рыбка не сорвалась с крючка.
Дзержинский потер грудь — зачастившее отчего-то сердце рвалось наружу, мешая нормально дышать.
«Хорошо бы пройтись, воздухом подышать. — Председатель ОГПУ глянул в просвет между тяжелыми бархатными шторами. На улице давно стемнело, и редкий перезвон трамваев напоминал о том, что есть время для работы, а есть и для отдыха. — Сейчас… Сейчас посмотрю этот донос и пойду, — словно уговаривая сам себя, подумал Дзержинский. — Так, что тут у нас?»
Уставший за день мозг отказывался воспринимать написанное.
«Датчанин. Должно быть, шпион. Спецобъект… Стоп! По совместной службе в Мингрельском гренадерском полку!..»
Феликс Эдмундович снова пробежал глазами текст. Точно. Мингрельский гренадерский полк. Так ведь это же снова Згурский!
ГЛАВА 9
«Люди всегда готовы были умереть во имя добра, зла и других безрассудных целей».