Внутренняя война. Том 1
Шрифт:
Не дрогнув ни одним мускулом, генерал Форгайл просто повторил свой поклон.
– В таком случае, Ваше Величество, – произнёс он, – я дал ему Ваше слово. И сделал это не наедине с принцем Бифальтом. Я дал слово в присутствии магистров Последнего Книгохранилища. Его слышали сотня или более свидетелей. И я дал слово королю Аббатору в присутствии его советников и командующих. В ответ король принял меня, поблагодарил и просил сдержать обещанное.
Если Вы прикажете сей же час убить принца, я сделаю это. Если Вы прикажете, я убью себя. Но магистры Последнего Книгохранилища
Слова генерала Форгайла, его дерзость привлекли внимание Эстии, и сердце принцессы забилось сильнее, к горлу как будто подступил комок. Она знала, что гнев отца растёт, знала, что король готов пойти на что угодно. В каком-то смысле она разделяла его чувства. Слово властителя Амики не было разменной монетой, которой по своей прихоти мог распоряжаться любой воин. Но тут, прервав размышления принцессы, вмешался принц Бифальт.
– Вы нарушите своё слово, король Амики.
Голос его был грубым и необычайно хриплым. Такой голос мог быть у человека, который много кричал, у человека, который уже накричался в своей жизни сполна.
– И Вы в таком случае никогда не узнаете, что же произошло в Последнем Книгохранилище. Вы не сможете понять, почему генерал Форгайл дал слово, не узнаете, чего хотят от Вас магистры библиотеки, не узнаете, какой дар мы принесли Вам в знак того, что я пришёл по доброй воле. Вы никогда не узнаете, что магистры и Беллегер готовы пообещать Вам.
Принцесса Эстия почувствовала себя лично оскорблённой, будто притязания принца были обращены к ней, а не к отцу.
– Как ты смеешь? – рявкнул король Смегин. – В моём тронном зале?
Ещё мгновение тому назад принцесса удивлялась дерзости Форгайла. Наглость же принца Бифальта превзошла эту дерзость во много раз. Да беллегерец не успеет сосчитать до трёх, как умрёт!
Но тут она заметила, что направление взгляда принца изменилось. Так же пристально, как и прежде, он смотрел теперь не на короля Смегина, а на неё.
Торжественно, словно это в её руках, а не в руках её отца была сосредоточена власть в стране, принц Бифальт поклонился принцессе.
– Миледи, – произнёс он всё тем же грубым, хриплым голосом, – одного взгляда на вас мне достаточно. Вы того стоите.
Выражение его лица не изменилось. Оно словно окаменело, словно ни одна его черта не могла отныне измениться. Принцесса Эстия взглянула на гостя, ей показалось, что его чёрные глаза тлеют и обжигают, как уголь: щёки её вспыхнули, и жар прошёл по всему телу. В один миг раздражение и отвращение к принцу переросли в страстное чувство, напоминавшее ненависть, смешанную с глубоким сожалением. Она ненавидела его – как же она теперь ненавидела его – за то, что он был беллегерцем.
И за то, что не принадлежал ей.
Когда принц снова повернулся в сторону её отца, принцесса поняла, что значит быть близкой к обмороку. Казалось, её покинули все жизненные силы, лицо и руки похолодели, словно кровь отхлынула от них. Эстия вцепилась в подлокотники своего трона, стараясь не выдать себя.
Каким-то непостижимым образом присутствие сына короля Аббатора породило в её душе смутный страх.
Король Смегин, вероятно, был столь же потрясён, как и его дочь. Он не отдал приказа, который оборвал бы жизнь принца Бифальта.
– В таком случае расскажи мне, хвастун, – фыркнул король. – Щенок. Недостойный сын старого болвана. Мясник. Расскажи мне всё, что я не смогу понять или узнать, если с твоей жизнью оборвётся твоя способность говорить.
Уголок рта принца Бифальта дёрнулся при слове «мясник». И больше ничто не выдало его чувств. Но когда он заговорил, в его голосе впервые прозвучали нотки вежливости, ещё осторожной, как будто он ступал по зыбкой почве.
– Ваше Величество, – начал он, – мой приход возмутил Вас. Но разве могло быть иначе? То, что я сказал, оскорбило Вас. Но разве могло быть иначе? Я понимаю Ваш гнев. Я разделяю его. Но я надеюсь, Вы поверите мне, если я скажу, что Вам предпочтительнее будет выслушать меня наедине. Вы не захотите говорить при свидетелях до тех пор, пока у Вас не будет времени обдумать мои объяснения. Мои дары. Мои обещания.
– Прошу Вас, Ваше Величество, – добавил генерал Форгайл, – предоставьте нам частную аудиенцию. Я буду с Вами, – генерал одним движением вытащил меч, – чтобы заверить, что принц Бифальт не лжёт.
Принц развёл руками:
– Как видите, я безоружен. Я не смогу причинить Вам вреда. Более того, я и не хочу причинять Вам вред. История наших битв и кровопролитий уже стала… – Принц на мгновение замялся. – Я не хочу сказать, что она потеряла для меня смысл. В это Вы не поверите. Мои собственные потери слишком велики – и могилы друзей ещё не поросли травой. Но горечь нашей истории уже не язвит моё сердце. Я испил достаточно горечи, пока добирался до Вас. Я пришёл, потому что у меня появились иные заботы.
Чуть ли не шёпотом генерал повторил:
– Прошу Вас, Ваше Величество.
Иные заботы… «Новые намерения». Так поняла его принцесса Эстия. Но она всё ещё не могла даже отдалённо представить, о чём идёт речь.
Эстию не заботило, какой ответ даст её отец. Она только надеялась, что принц Бифальт больше не будет на неё так смотреть.
Или, наоборот, посмотрит.
Если бы принцесса взглянула на короля, она заметила бы, что он не находит себе места. Да, король Смегин не отличался терпеливостью и был скор на расправу. Его неоднократные неудачи в войне с Беллегером расшатали его нервы, и король теперь срывался на крик по малейшему поводу. Но глупцом он не был. Любой намёк на магистров Последнего Книгохранилища стоил внимания. Желание вернуть то, чего его лишили, было слишком велико.
Помедлив немного, король требовательно спросил:
– Скажите мне, генерал, неужели вас убедили абсурдные заверения этого беллегерского отродья в его якобы «доброй воле»?
Лицо генерала Форгайла вновь превратилось в непроницаемую маску. Без малейшего колебания он ответил:
– Так точно, Ваше Величество.
Он ещё не вложил клинка в ножны.
– А когда вы давали ему моё слово, – продолжал король, – вы были уверены в том, что делаете именно то, о чём я вас просил?