Во имя Истинно Великого
Шрифт:
— Что же такого сделала тебе эта девушка? Есть ли реальный вред, либо доказательство того, что она — ведьма?
Ретран скорчил кислую мину.
— Нет, но…
Инквизитор не дал ему договорить, резко оборвав на полуслове.
— Вот раз нет, то и не стоит сочинять. Да будет вам известно, что почти всех ведьм за последние тринадцать лет искоренили, еще год-другой, и мы наконец-то избавимся от этой напасти навсегда. А просто так обвинять наветами девушку не советую, и покуда, согласно закону, не найдется как минимум два свидетеля того,
Ретран медленно встал и, чувствуя на своей спине пристальный взгляд Ульриха, вышел из трактира.
Как-то так вышло, что сегодня я осталась совершенно одна.
Отец еще с утра ушел в замок, будучи старостой деревни, каждую неделю он являлся с докладом к герцогу; Атера, прихватив мою сводную сестренку, еще три дня назад отправилась в родную деревню навестить свою мать, так что этот день до самого вечера принадлежал мне и только мне, это была та редкая возможность побыть наедине с собой, подумать.
В прошлый раз отец, вернувшись из замка герцога, был как-то особенно мрачен, и я, не желая томиться неизвестностью, напрямую спросила его, что случилось.
Он сел, заняв собой почти всю неширокую нашу лавочку, и как-то резко стало видно, как он стар. Слишком ярко обозначились сухие морщины на лбу, а то, как он сидел, говорило об усталости. Подняв голову, обреченно посмотрел на меня, а потом ответил, что на днях в собор прислали нового инквизитора, Ульриха.
В первый момент я не испытала ничего, кроме равнодушия.
Да, когда-то не было у меня человека ближе, нежели этот мальчишка, от которого можно было не таиться, который принимал меня вкупе с Силой и той опасностью, которая витала над головой с самого момента рождения; но с тех пор, как он отбыл вместе солдатами Инквизиции прошло уже достаточно времени для того, чтобы я поняла, насколько разнится наши с ним пути.
За этими мыслями я вышла на окраину деревни и направилась в сторону леса.
На мою беду, в той же стороне находился и колодец, возле которого местные кумушки не упускали возможности почесать языками; я машинально втянула голову в плечи, желая проскользнуть мимо них незамеченной, но видно в этот день боги не пожелали предоставить мне такую возможность.
— Ведьмино отродье опять в лес подалося, — закудахтал за спиной противный голос красотки — Маренты, предводительницы местных сплетниц. Я пошла быстрее, но простое, домотканое платье мешало, путаясь под ногами, и, не желая упасть лицом в грязь в прямом смысле этого слова, я вынуждена была замедлить шаг.
— Ничего, дождется своего костра, как мать, — подхватил другой, более молодой, но оттого не менее противный голос, в котором слышалось явное превосходство, — та тоже все по чащам бродила.
Порыв ветра вскинул за спиной волосы, я наконец-то отошла достаточно далеко, чтобы не слышать всех этих желчных упреков и истеричных голосов.
Огляделась.
Лес я знала как свои пять пальцев. Тут все было привычным и родным, знакомым. Ни одно живое существо, из известных мне, не посмело бы причинить боль.
И уж тем более не стало бы бить по незаживающей ране только ради того, чтобы получить от этого какое-то изощренное удовольствие.
Я замедлила шаг. Не спеша направилась вглубь, следуя только мне известным ориентирам.
Ступни приятно холодила трава, и я, сама не знаю отчего, начала улыбаться. Странные они все же, наши кумушки. Я не могла объяснить, за что они так ненавидят меня.
За то, что я обладаю Силой? Ну, этого они не знают, никогда еще я не применяла своих способностей на людях, предпочитая изучать себя исключительно под надежным и молчаливым покровом леса.
За то, что моя несчастная мать мученически погибла в огне? Ну, так за это мне впору ненавидеть их, ведь не просто же так вошел в наш дом Инквизитор.
Я вышла на одну из любимых своих полян, села на поваленное дерево и подставила лицо солнцу.
Глупые.
Сколько раз я наблюдала у них болезни, которые могла бы вылечить Силой, сколько страданий я могла бы предотвратить, если бы они не боялись меня, а я не опасалась бы того, что из-за моего желания помочь буду обречена на костер, подобно чему-то липкому и настолько противному, что от него желают раз и навсегда избавится, стереть само воспоминание о том, что такая мерзость жила под этим небом.
Внезапно накатила злость.
Наверное, люди всегда объявляют то, что они не могут понять, злом. И, боясь непонятного, стремятся это уничтожить. Ведь если подумать, то это они мне должны казаться неполноценными и ущербными, а не я им. Ну кто, кто из них может, скажем, сделать вот так?
Я сосредоточилась на большом грязно-коричневом валуне; спустя какое-то время он оторвался от земли, пролетел на высоте трех человеческих ростов через всю полянку и с глухим звуком упал за овраг.
— Неплохо, очень даже неплохо! — резкий голос с нотками удовлетворения заставил меня вздрогнуть, — только не велико умение швыряться булыжниками направо и налево.
Обернувшись, я увидела карлика, сидящего на ветке стоящего неподалеку дерева; яркая, огненная шевелюра его бесформенным пятном горела на зелено-коричневом фоне леса, угловатые, нелепые конечности двигались хаотично, создавалось впечатление, будто руки и ноги его живут сами по себе.
— Вы кто? — я инстинктивно вскочила с бревна и отступила ближе к деревьям, прижалась к шероховатой коре.
— Тише, тише, не стоит сейчас хватать тот камешек с целью нечаянно уронить его на мою рыжую голову, — карлик усмехнулся и ловко спрыгнул с дерева. Вблизи он производил впечатление скорее комическое, нежели страшное — слишком острый нос, рыжие брови в совокупности с непропорциональным телом создавали образ, схожий с Бральтом-непоседой, героем малышовых сказок.