Во имя справедливости

Катценбах Джон

Тяжело дыша, Тэнни Браун прислушивался к звучавшим у него в голове голосам. Одни голоса твердили ему о долге, а другие — о мести. Взглянув на убийцу, лейтенант вспомнил слова Фергюсона: «Вы не можете ровным счетом ничего мне сделать, Тэнни Браун!» Эти слова взвыли и загудели у него в голове, как ураганный ветер, так что он даже не услышал собственных выстрелов и понял, что стреляет, только по отдаче револьвера в руке.

Пули отшвырнули Роберта Эрла Фергюсона в колючий кустарник. Несколько мгновений он

корчился от боли, а потом в глазах убийцы появилось удивленное выражение.

Минуты тянулись бесконечно, как часы.

Браун стоял на коленях перед трупом убийцы, стараясь прийти в себя. На земле валялся выпавший из мертвой руки Фергюсона короткоствольный револьвер. Увидев его, Тэнни вспомнил смех Брюса Уилкокса, вновь услышал его голос. Лейтенант понял, что Фергюсон мог заполучить это оружие только одним способом, и чуть не заплакал. Покосившись на труп убийцы, Браун пробормотал:

— А ты, сволочь, хотел застрелить меня из револьвера моего товарища. Но его оружие тебя не послушалось…

Рана на ноге Фергюсона была серьезной, далеко он все равно не ушел бы. Случайный выстрел Кауэрта погубил Фергюсона в неменьшей степени, чем две пули полицейского.

Тэнни приложил себе ко лбу холодный ствол своего револьвера. Взглянув на Фергюсона, он пробормотал: «Кем же ты был?» — словно труп мог ему ответить. Потом лейтенант Браун повернулся и пошел назад, туда, где его ждали Шеффер и Кауэрт. Отойдя на несколько шагов, он оглянулся, словно хотел убедиться в том, что Фергюсон окончательно умер и не вскочит и не убежит в лес с издевательским смехом.

Тэнни шел медленно. Он только сейчас понял, что уже наступил день. Лучи света, пробивавшиеся сквозь кроны деревьев, освещали тропу. От этого ему стало не по себе. Ему вдруг захотелось спрятаться куда-нибудь в темноту.

Через несколько минут он добрался до прогалины.

Журналист сидел рядом с раненой женщиной. Он снял пиджак и набросил ей на плечи, потому что, несмотря на жаркий день, ее бил озноб. Кровь из простреленного локтя пропитала импровизированную повязку. Андреа была в сознании, но еще не оправилась от болевого шока.

— Я слышал выстрелы, — сказал Кауэрт. — Что произошло?

— Он убежал, — с трудом переведя дух, процедил Тэнни Браун.

— Что?!

— Поймайте его! — простонала корчившаяся от боли женщина.

— Он пошел через болото, — сказал лейтенант. — Я стрелял в него, но не попал.

— Значит, он скрылся? — недоверчиво переспросил журналист.

— Да, скрылся в болоте. Я же предупреждал вас, что там его не найдешь.

— Но я же попал в него! — воскликнул Кауэрт. — Я точно в него попал!

Браун ничего не ответил.

— Я попал в него! — повторил журналист.

— Да, вы в него попали, — негромко проговорил Тэнни.

— Тогда почему…

как… — начал Кауэрт, но вдруг замолчал и уставился на полицейского.

Поежившись под его взглядом, Браун взял себя в руки.

— Вы должны вывести ее из леса. Вызовите «скорую», — велел он журналисту. — Рана неопасная, но ее нужно немедленно показать врачу.

— А вы?

— Я схожу туда… Еще раз посмотрю, а потом догоню вас.

— Но…

— В Пачуле мы опубликуем информацию о том, что Фергюсон находится в розыске. Предъявим ему официальное обвинение. Занесем его в национальную компьютерную базу. Сообщим о нем в ФБР. А вы напишете свою статью.

Кауэрт не сводил глаз с полицейского, пытаясь понять, что именно тот скрывает.

— Фергюсон убежал! — настаивал лейтенант Браун.

Внезапно журналиста осенило.

— Вы убили его, — сказал он, — эти выстрелы… Вы его убили.

Тэнни промолчал.

— Вы убили его! — настаивал Кауэрт.

Покачав головой, лейтенант Браун сказал:

— Видите ли, Кауэрт, если Фергюсона здесь убьют, никто не узнает ни о Брюсе Уилкоксе, ни обо всех остальных его жертвах. О Фергюсоне и его преступлениях сразу позабудут. Вместо этого займутся нами — полицейским, совершившим убийство из мести, и журналистом, помогавшим ему ради спасения своей карьеры. Никто не станет слушать о наших подозрениях, предположениях и сгнившей одежде в выгребной яме. Вместо этого захотят узнать, с какой стати мы учинили тут самосуд над человеком. Причем над ни в чем не повинным человеком! А вот если Фергюсон скроется…

— Если Фергюсон скроется, значит, он что-то натворил!

— Совершенно верно!

— Потом его будут ловить! Возникнут вопросы!

— А мы с вами будем на них отвечать.

Глотнув воздуху, Кауэрт сказал:

— А вы все-таки его убили… И я тоже его убил… Мы наконец-то его убили!..

От водоворота мыслей журналисту стало невыносимо жарко. Он вспомнил Фергюсона и слова Блэра Салливана: «Я раздавил вас, Кауэрт!» Потом он вспомнил своих родителей, свою дочь, убитую девочку, исчезнувших детей и все происшедшее.

«Это какой-то кошмар! — подумал он. — Стоит сказать правду — и все идет вкривь и вкось. Стоит солгать — и все в порядке!»

Кауэрту казалось, что он скользит с отвесной скалы. Со скалы, на которую он сам дерзнул карабкаться. Хорошо бы вовремя достать альпеншток и остановить падение.

Журналисту хотелось надеяться на то, что он сможет и дальше жить один с памятью обо всем, что произошло. Но, взглянув на Тэнни Брауна, исследовавшего окровавленную повязку на руке раненой женщины, понял, что не сможет, потому что этот кошмар выпал на долю им обоим. Он даже позавидовал детективу Шеффер, рана которой рано или поздно заживет и от нее не останется ни следа.