Во имя справедливости

Катценбах Джон

— Убил ли ее я? — Салливан улыбнулся и закатил глаза. — Откуда мне это знать, Кауэрт? Видите ли, все эти люди, которых я лишил жизни, стали сливаться в моей перегруженной памяти воедино.

— И все-таки, это вы ее убили или нет?!

— Знаете, Кауэрт, по-моему, вы перевозбудились, точно так же как перевозбудился во время разговора со мной Роберт Эрл Фергюсон. Мои воспоминания довели его до такого состояния, что он даже покусился на мою жизнь!

— Так это все-таки вы ее убили?

Вновь подавшись вперед на скамье, Салливан внезапно преобразился и хрипло прошептал:

— Вы так сильно хотите это знать?.. Что ж, тогда скажите мне одну вещь.

— Какую?

— Были ли

когда-нибудь в вашей власти жизнь и смерть человека? Испытали ли вы пьянящее чувство всесилия как человек, безраздельно распоряжающийся чужой жизнью?

— Нет.

— Ну вот… А ведь это самый сладкий наркотик. Одна только мысль о том, что чья-то жизнь в твоей власти, электризует тебя, наполняет тебя сладостным упоением… — С этими словами Салливан вытянул ладонь с таким видом, словно на ней покоился спелый плод. Зазвенела железная цепь. Убийца сжал пальцы в кулак и вытер его о штаны. — Видите ли, Кауэрт, во-первых, я практически всемогущ. Вы думаете, что не стоит бояться несчастного заключенного, скованного по рукам и ногам и упрятанного в крошечную камеру? Имейте в виду, мои руки простираются далеко за пределы тюремных решеток! Очень далеко. От меня не скрыться никому. Ясно?

Кауэрт кивнул.

— Во-вторых, я не скажу вам, убил ли я эту девочку. Это было бы слишком просто. Кроме того, разве вы поверили бы мне на слово после того, каким чудовищем изобразили меня ваши газеты? Кто же мне после этого поверит? Если убить человека для меня пара пустяков, думаете, мне сложно солгать?

Журналист открыл было рот, но Салливан пригвоздил его взглядом к скамье, и тот замер.

— Знаете что, Кауэрт? Я не окончил и средней школы, но всю жизнь чему-то учусь. Держу пари, что я гораздо начитаннее и образованнее вас. Что вы читаете? Журналы «Тайм» и «Ньюсуик»? В лучшем случае «Книжное обозрение» газеты «Нью-Йорк таймс». Или какую-нибудь спортивную газету, сидя на унитазе. А я читал Фрейда и Юнга, и, признаться, ученик мне больше по душе, чем учитель. Я люблю Шекспира и поэзию Елизаветинской эпохи, книги по истории Соединенных Штатов, в основном о Гражданской войне. Я предпочитаю писателей, главным образом достаточно ироничных, — Джеймса Джойса, Фолкнера, Конрада и Оруэлла. Я люблю классическую литературу, например Диккенса и Пруста. Мне нравится, как Фукидид описывает надменных афинян, и Софокл, потому что он пишет обо всех нас. Тюрьма — прекрасное место для чтения. Можешь читать все, что тебе заблагорассудится. И свободного времени хоть отбавляй. В тюрьме гораздо проще получить солидное образование, чем в любом университете. Впрочем, теперь, когда дни мои сочтены, я читаю в основном Священное Писание.

— Неужели оно не научило вас делать добро и говорить правду?

— О чем вы, Кауэрт? — расхохотался Салливан. — Вы что, Библию не читали?! Там же все друг друга обманывают, проливают реки крови, грабят, поклоняются кумирам и вытворяют еще много такого, в чем я, с вашего позволения, специализируюсь… Ну хорошо! — И заключенный подмигнул журналисту. — Я не прочь с вами позабавиться.

— Позабавиться?

— Слушайте меня внимательно, — захихикал Салливан. — Примерно в семи милях от того места, где была убита Джоанна Шрайвер, шоссе номер пятьдесят округа Эскамбиа пересекает местное шоссе номер один-двадцать. За сотню ярдов до этого перекрестка под шоссе проходит дренажная труба. Там над дорогой склоняются несколько старых ив и бросают на нее приятную прохладную тень в жаркий полдень. Если вы остановитесь там и спуститесь к трубе с правой стороны дороги, засуньте в трубу руку, поройтесь там в грязи, и не исключено, что отроете что-нибудь интересное и важное.

— Что именно?

— Пусть это станет для вас приятной неожиданностью.

—

И что будет, если я там действительно что-нибудь найду?

— У вас появится возможность порадовать читателей вашей статьи очень любопытным вопросом.

— Что это за вопрос?

— Откуда Блэру Салливану было знать, что этот предмет находится именно в этом месте.

— Действительно, откуда?

— Догадайтесь сами. Больше я вам ничего не скажу… Пока не пробьет час моей казни. — С этими словами Блэр Салливан поднялся на ноги и заорал во все горло: — Сержант! Разговор окончен. Уведите прочь этого ублюдка, пока я не перегрыз ему горло!

Эхо голоса Салливана многократно отразилось от тюремных стен, пока сам он стоял в клетке, ухмылялся и позванивал цепями, прислушиваясь к звукам шагов поспешно приближавшихся конвоиров.

Глава 6

Дренажная труба

Легкий южный ветерок больше не справлялся с влажной духотой наступающего дня. На темно-синем небе над Мексиканским заливом клубились огромные бело-серые облака. Кауэрт, с полиэтиленовым пакетом, спешил к своей машине. Пару резиновых перчаток и электрический фонарик он приобрел накануне в магазине. Услышанное от двоих заключенных не выходило у него из головы. Теперь он надеялся, что сегодня наконец обретет недостающую часть головоломки и сможет получить полное представление о том, что на самом деле произошло. Журналист заметил полицейского, только столкнувшись с ним нос к носу.

Тэнни Браун стоял, прислонившись к машине Кауэрта, прикрыв глаза от солнечного света.

— Куда-то спешите? — спросил лейтенант.

Кауэрт замер как вкопанный.

— У вас хорошо работает разведка, — наконец выдавил он. — Ведь я приехал только вчера вечером.

— Спасибо за комплимент, — отвесил неглубокий поклон Браун. — Но у нас в Пачуле настолько ничего не происходит, что ваше прибытие в любом случае не осталось бы незамеченным.

— Значит, вы полагаете, что в курсе всех местных событий?

— Ну конечно же нет, — пропустил колкость мимо ушей полицейский. — Вы к нам надолго?

— Какой-то дурацкий у нас получается разговор… — замялся журналист.

— Ладно, спрошу по-другому, — нахмурился полицейский. — Раз вы здесь, вы наверняка ищете ответ еще на какие-то вопросы. Иначе зачем было приезжать?

— Логично.

— А что это за вопросы?

Кауэрт не спешил с ответом, наблюдая за переминавшимся с ноги на ногу полицейским. Журналист вдруг подумал, что Брауну было свойственно нагнетать вокруг себя тревожную атмосферу, так что самое светлое утро уже не радовало. Лейтенант нервничал и выглядел смущенным.

— Я думал, вы все уже разузнали о Фергюсоне и о нас, — пробормотал он.

— Вы ошиблись.

Тэнни Браун улыбнулся и недоверчиво покачал головой.

— Вы тяжелый случай, мистер Кауэрт, — проговорил он без злобы и с легким любопытством.

— Что вы имеете в виду, лейтенант?

— Вижу, если вам что-то втемяшится в голову, вы не успокоитесь, пока не добьетесь своего.

— Если вы намекаете на то, что у меня есть серьезный повод сомневаться в том, что Роберт Эрл Фергюсон совершил преступление, в котором его обвинили, вы совершенно правы.

— Можно мне кое-что спросить у вас, мистер Кауэрт?

— Валяйте.

Набрав побольше воздуху в грудь, полицейский наклонился и прошептал:

— Вы видели его. Вы разговаривали с ним. Вы были рядом с ним и могли ощутить его запах, почувствовать его самого. Что, по-вашему, он собой представляет?

— Я не знаю.

— Неужели у вас не бежали мурашки по коже, когда вы разговаривали с Фергюсоном? Разве вы испытали бы такие ощущения, беседуя с ни в чем не повинным человеком?