Во имя справедливости
Шрифт:
— Хорошо, продолжайте, — пожал плечами судья.
Защитник Фергюсона выступил вперед и выдержал долгую паузу, прежде чем обратиться к Уилкоксу, который был так напряжен, словно ему предстояло бежать стометровку.
Сначала адвокат попросил детектива подробно описать, как был произведен арест Фергюсона. Он заставил Уилкокса признать, что подозреваемый не оказал ни малейшего сопротивления и послушно поехал с полицейскими в участок. Кроме того, Уилкокс вынужден был повторить, что на тот момент единственной уликой против Фергюсона было то, что его автомобиль якобы походил на тот, в котором
— Значит, вы арестовали Фергюсона из-за его автомобиля? — наконец спросил Рой Блэк.
— Никак нет. Фергюсон не был под арестом до тех пор, пока он сам во всем не признался.
— Однако он был задержан намного раньше, правда? Более чем за сутки?
— Да.
— Вы думаете, он понимал, что имеет право уйти в любой момент этого допроса?
— Он не просил, чтобы его отпустили.
— А вы думаете, он понимал, что может уйти?
— Я не знаю, что происходило у него в голове.
— Давайте лучше вернемся к допросу Фергюсона. Вы помните, как давали свидетельские показания в этом зале три года назад?
— Помню.
— Вы помните, как адвокат Бернс спросил вас, цитирую: «Вы били мистера Фергюсона, чтобы он во всем признался?» Вы ответили: «Нет». Вы ответили правду?
— Да.
— Вы читали статьи, имеющие отношение к данному делу, вышедшие некоторое время назад в «Майами джорнел»?
— Да.
— Тогда я зачитаю один отрывок. Начало цитаты: «Детективы утверждали, что не били Фергюсона для того, чтобы он во всем признался. Однако они не отрицали того, что в начале допроса детектив Уилкокс „влепил Фергюсону пару пощечин“». Вы читали об этом в газете?
— Да.
— Это правда?
— Да.
— Так били вы Фергюсона или не били?! — всплеснул руками Рой Блэк.
Откинувшись на спинку стула, детектив Уилкокс едва заметно усмехнулся.
— Все, что я говорю, правда, — заявил он. — В начале допроса я действительно влепил мистеру Фергюсону пару пощечин. Ладонью, и не очень сильно. Я ударил его после того, как он назвал меня нехорошим словом. Вот я и не сдержался. Но с этого момента до его признания прошло много часов, почти целый день. Все это время мы разговаривали с ним дружелюбно и даже шутили. Мы кормили его и давали ему отдохнуть. Он ни разу не потребовал адвоката и не попросил, чтобы его отпустили домой. Мне даже показалось, что, когда он во всем признался, ему самому полегчало. — Замолчав, Уилкокс покосился на Фергюсона, который, скривившись, строчил что-то у себя в блокноте.
— Как вы считаете, детектив, — с плохо скрытым негодованием в голосе спросил Рой Блэк, — что подумал Фергюсон после ваших пощечин? Думаете, он не считал себя арестованным? Думаете, он рассчитывал на то, что вы вдруг возьмете и отпустите его домой? Или он думал, что теперь от вас можно ждать чего угодно?
— Я не знаю.
— Как он стал вести себя после ваших пощечин?
— Более почтительно. Но, по-моему, он не обратил на них особого внимания. Кроме того, по требованию моего начальника я перед ним извинился.
— Не сомневаюсь, что воспоминания о ваших извинениях существенно скрасили Фергюсону три года, проведенные им в камере смертников, — саркастическим тоном заметил Рой Блэк.
— Ваша честь, я протестую! — выкрикнул
— Беру свои слова обратно, — ухмыльнулся Блэк.
— И правильно делаете! — прорычал судья Тренч.
— У меня больше нет вопросов, — сказал адвокат.
— А у государственного обвинителя?
— У меня к свидетелю есть пара вопросов, ваша честь. Детектив Уилкокс, вам приходилось брать показания у других лиц, сознавшихся в совершении убийства?
— Да, много раз.
— И сколько раз они впоследствии были признаны недействительными?
— Ни разу.
— Протестую! Это не имеет отношения к делу!
— Протест отклоняется. Продолжайте.
— Итак, как уже говорилось, мистер Фергюсон наконец во всем признался примерно через сутки после того, как был задержан для дачи показаний. Это верно?
— Верно.
— А когда он получил пощечины?
— Минут через пять после того, как оказался в полиции.
— А после этого его били?
— Никак нет.
— Ему тем или иным образом угрожали?
— Нет.
— Благодарю вас. — Обвинитель сел на место.
Уилкокс встал, с грозным видом прошествовал мимо телекамеры и, оказавшись вне зоны видимости, усмехнулся.
Следующим вызвали Тэнни Брауна. Он был спокоен, как человек, уже много раз дававший показания в суде. Кауэрт внимательно слушал, как лейтенант объяснял, с какими трудностями пришлось столкнуться полиции в ходе расследования этого дела, так как описание автомобиля убийцы было первой и, по сути дела, единственной уликой, оказавшейся в распоряжении детективов, решивших немедленно действовать. Браун сказал, что Фергюсон нервничал и юлил, когда они с Уилкоксом застали его возле лачуги его бабушки. По словам лейтенанта Брауна, Фергюсон все время дергался, у него бегали глаза и он так и не смог убедительно объяснить, почему он так тщательно моет свою машину и куда девался кусок коврового покрытия с пола. В тот момент Браун решил, что Фергюсон так нервничает потому, что что-то скрывает. Детектив признал, что Фергюсон получил пару пощечин, но настаивал, что больше подозреваемого не били. В сущности, Браун повторил то, что уже сказал Уилкокс:
— Мой напарник влепил Фергюсону пару пощечин. Ладонью, и не очень сильно. После этого Фергюсон стал вести себя почтительнее. При этом я лично извинился перед подозреваемым и настоял на том, чтобы Уилкокс тоже перед ним извинился.
— Как отреагировал подозреваемый на ваши извинения?
— Кажется, он успокоился, но в общем и целом мне с самого начала показалось, что мистер Фергюсон не придал этим пощечинам большого значения.
— Возможно, однако, для вас они приобрели теперь довольно большое значение. Правда, лейтенант? — с издевкой поинтересовался Рой Блэк.
— Что правда, то правда, адвокат, — немного помолчав, ответил Тэнни Браун.
— Разумеется, в ходе допроса вы не доставали револьвер и не целились из него в моего подзащитного?
— Разумеется.
— И не стреляли в него из незаряженного револьвера, чтобы вынудить его подписать признание своей вины?
— Конечно нет.
— И не угрожали его убить?
— Нет.
— То есть вы утверждаете, что мой подзащитный добровольно сам во всем сознался.