Во имя справедливости

Катценбах Джон

— Замечательно! Чудесно! А мистер Салливан догадывается, что вы перехватываете его письма?

— Не знаю. Может быть, да. Кажется, Салливан знает вообще все, что происходит у нас в тюрьме.

— Просматривали ли вы какие-либо его письма за последние три недели? — продолжал Блэк.

— Да, одно письмо.

— Кому оно адресовано?

— Мистеру и миссис Шрайвер из Пачулы.

— Это оно? — спросил у Симса быстро подбежавший к нему с какой-то бумагой в руке Рой Блэк.

— Ну да, — приглядевшись, заявил сотрудник тюрьмы. — Вот наверху мои инициалы и штемпель. Помню, я написал служебную записку о результатах моего разговора

со Шрайверами по поводу этого письма. Конечно, они не захотели его получать, после того как я разъяснил им, что в нем написано.

Рой Блэк передал письмо судебному секретарю, который зафиксировал письмо в качестве вещественного доказательства и вернул его адвокату. Блэк хотел было задать еще какой-то вопрос Симсу, но передумал и подошел к первому ряду, где сидели мистер и миссис Шрайвер.

Кауэрт слышал, как он негромко сказал им:

— Я вынужден попросить его зачитать письмо, извините. Думаю, вам будет не очень приятно это слушать. Я бы на вашем месте на некоторое время покинул зал. Вас потом позовут.

Мистер и миссис Шрайвер немного пошептались и кивнули. Джордж Шрайвер встал, помог подняться жене, и они молча покинули зал, в котором воцарилось гробовое молчание.

Когда дверь плотно затворилась, Рой Блэк обратился к Симсу:

— Прошу вас, зачитайте письмо вслух.

Свидетель поперхнулся и повернулся к судье:

— Ваша честь, оно неприличное! Я не знал…

— Читайте письмо! — рявкнул Тренч.

Склонившись над письмом, Симс уставился на него сквозь очки и стал быстро читать, от смущения то и дело заикаясь:

«Уважаемые мистер и миссис Шрайвер!

Сожалею, что заставил вас так долго ждать это письмо. Увы, но мне по большей части недосуг предаваться радостям эпистолярного жанра. Все мое свободное время занимает подготовка к моей же собственной смертной казни. Однако я не могу распрощаться с жизнью, оставив вас в неведении о том, как приятно было насиловать вашу дочь. Ощущения, которые испытываешь, когда половой член скользит взад и вперед в узком и тугом девственном влагалище, невыразимо сладостны. Впрочем, убивать ее, пожалуй, было еще приятнее. Нож входил в нее как в сочную дыньку. Такой, собственно, она и была. Ваша дочь была едва распустившимся цветком, только что созревшим сладким плодом. Жаль, что сейчас она уже вся сгнила и разложилась. Сейчас никому и в голову бы не пришло пытаться ею овладеть. Полагаю, теперь ее влагалище кишит червями и вряд ли может стать предметом желаний, которые оно пробуждало при жизни вашей дочери…»

— Он подписал это письмо «искренне любящий вас Блэр Салливан», — сказал Симс, глядя на защитника Фергюсона.

Рой Блэк некоторое время стоял, скрестив руки на груди, и смотрел в потолок. Он явно давал находившимся в зале возможность вдуматься в смысл того, что они только что услышали. Потом он спросил у Симса:

— Салливан писал родственникам и других своих жертв?

— Да, родственникам почти всех, кого он убил.

— Он регулярно пишет письма?

— Нет, только тогда, когда на него что-то находит. Большинство его писем еще отвратительней этого. Иногда он вдается в такие подробности, что просто тошнит.

— Могу себе представить… У меня больше нет вопросов.

— Однако, кажется, Салливан нигде прямо не пишет, что это он убил Джоанну Шрайвер, не так ли, мистер Симс? — покачав головой, медленно проговорил заместитель окружного прокурора.

— Да, не пишет. Он пишет то,

что я прочитал. Он пишет, что ее было приятно насиловать, но не пишет, что это сделал он. Но когда прочитаешь письмо, складывается именно такое впечатление.

У обвинителя опустились руки. Он хотел было еще что-то спросить, но потом пожал плечами и пробормотал:

— У меня больше нет вопросов.

Симс быстро покинул зал. Через минуту-другую вернулись мистер и миссис Шрайвер. Их глаза блестели от слез.

— Теперь я выслушаю доводы обвинения и защиты, — заявил судья Тренч.

К удивлению и облегчению Кауэрта, и Блэк, и Бойлан выступили кратко. Ни один из них не сообщил ничего нового. Кауэрт пытался записывать их слова, но не мог оторвать взгляда от мистера и миссис Шрайвер, глотавших слезы в первом ряду. Они не обращали внимания на Фергюсона; подавшись вперед, они смотрели на судью Тренча, будто сейчас от него зависела их жизнь или смерть.

Когда защитник и обвинитель закончили свои выступления, судья Тренч буркнул:

— Подайте текст ваших выступлений в письменном виде. Я вынесу свое решение, сверившись с законодательством. До встречи через неделю. — С этими словами судья встал и удалился.

Все поднялись на ноги. На мгновение возникло настоящее столпотворение. Фергюсон пожал руку защитнику и в сопровождении конвоя проследовал в камеру временного содержания. Мистер и миссис Шрайвер с трудом пробирались по коридору к выходу сквозь толпу осаждавших их журналистов. Миссис Шрайвер схватилась за голову в отчаянии от сыпавшегося на нее града вопросов. Джордж Шрайвер покраснел от негодования и, приобняв жену, повел ее сквозь толпу. Кауэрт заметил, что Рой Блэк что-то говорит заместителю окружного прокурора Бойлану, показывая рукой на оказавшуюся в затруднительном положении пожилую чету. Через минуту Бойлан пробился к Шрайверам и быстро вывел их из зала через дверь, в которую вышел судья. «Ничего страшного, я успел их щелкнуть», — шепнул Кауэрту фотограф. В этот момент Рой Блэк обернулся к журналисту и с торжествующим видом поднял вверх большой палец. Однако Кауэрт почему-то совсем не обрадовался. Он ощущал не радость победы, а какое-то странное беспокойство.

Тем временем Рой Блэк купался в лучах славы. Он давал интервью перед нацеленной на него камерой:

— Полагаю, сегодня мы сумели донести до суда нашу точку зрения. В этом деле слишком много вопросов осталось пока без ответов. Я не понимаю, почему государственное обвинение упорно отказывается понять, что…

Неподалеку заместитель окружного прокурора Бойлан тоже давал интервью:

— Мы считаем, что проходивший по этому делу человек заслуженно оказался в камере смертников, потому что совершил ужасное преступление. Мы будем отстаивать эту точку зрения. Даже если судья Тренч решит, что дело мистера Фергюсона должно стать предметом нового судебного разбирательства, улик вполне достаточно, чтобы повторно вынести мистеру Фергюсону смертный приговор…

— Даже если признание им собственной вины будет сочтено недействительным? — спросил какой-то репортер.

— Совершенно верно! — заявил Бойлан.

Репортер расхохотался, но Бойлан яростно сверкнул глазами, и тот умолк.

— Почему в заседании не участвовал сам окружной прокурор? Почему он послал вас? Вы же не участвовали в первом разбирательстве дела Фергюсона!

— Сегодня назначили меня, — ограничился ничего не значащей фразой Бойлан.

Рой Блэк отвечал на тот же вопрос иначе: