Во славу Блистательного Дома
Шрифт:
– За ним пошел человек и...
– Я знаю. И уже забрал его.
– Могуч.
– Он не могуч. Он слаб. Это опасно. Сделай, чтобы Веселое Зеркало вернулось в Долину.
– А в Замок?
– Хотя бы в Долину.
– Не тревожься. Сделаю. Но почему?
– Так надо. Не знаю почему. Но надо. Необходимо. Не знаю почему. Ведь я творение, – и опять. Так горько. – И еще одно. Близнец Веселого Зеркала в кроме бояра Силанта. Ты попроси его. Пусть отдаст.
– У Силанта? А у него откуда? Вещь ведь древняя.
– Попроси, – повторил. – Скоро знать стану больше – расскажу, – и растаял.
В этот раз уже лорд проснулся в своей кровати. Позвенел в колокольчик.
– Эй, кто
В земле, где родился Унго, в среде воинов почиталась простота в обстановке. Излишества, а тем более, роскошь полагались признаком слабости и лености, возможной лишь для женщин, ну и, пожалуй, для торговцев. Здесь же он с неудовольствием был вынужден признать, что эта самая воспетая любовь к простоте исходила из того, что все средства мужа, посвятившего себя воинскому служению, уходили именно на это самое служение. На то, чтобы побаловать себя, средств уже просто не оставалось. Расходы на содержание воинов и обновление собственного снаряжения съедали практически все. И ему всегда это казалось правильным. Выпествованный на балладах, воспевавших воителей, ставящих долг превыше себя, он совершенно не мог понять, зачем и для чего столь отважный воитель, как лорд Шарм’Ат растрачивает свои богатства так бездумно и нецелесообразно. Так было раньше. Теперь же он знал: даже роскошью воюет его визави. Да, конечно, воин приглашенный для переговоров в простой скальный покой, продуваемый сквозняками из бойниц, не раз задумается, стоит ли биться со столь суровыми и закаленными хозяевами. Но... Тот же воин, если он разумен, не один раз задумается, а стоит ли биться с тем, кто столь бестрепетно и бесстрашно выставляет на показ свои богатства.
Наслышанный о любви Унго к простой обстановке, лорд Шарм’Ат принимал его в покое, с его точки зрения, скромном. И все же, темно-коричневый камень, бликующий золотыми блестками и украшенный причудливой резьбой, смотрелся богато, но по домашнему, привычно.
Новый слуга Замка привел Унго в покои лорда. Тот немало изменился за последнее время. Неудивительно. Трагическая гибель сына и невестки подкосят кого угодно, да и все то, что произошло, особой жизнерадостности мало кому бы добавили. Вот и сейчас, нахохлившись, подобно беркуту – линялого беркута напоминал сейчас этот враз поседевший, еще недавно золотоволосый лорд – сидел он в высоком темном кресле. Не похож был ударенный жизнью человек на того благородно-яростного вельможу, так недавно вещавшего в Чертоге Совета.
– Присядьте, друг мой, – совсем непротокольно поприветствовал он приглашенного.
Унго позволил себе выразить удивление. Сидеть в присутствии лорда? Большая честь. И, тем не менее, воспитанный в принципах глубокого иерархического чинопочитания, не преминул принять приглашение человека столь высокорожденного. Однако тяжесть, лежащая на сердце, была столь велика, что против всяких правил приличия воин решился сам начать разговор. Он хотел уйти. Куда? Он не ведал. Но Унго дор Анненхейм выразил уверенность, что он сможет найти и покарать тех, кто отнял у него друзей. Воин, он не питал иллюзий и, едва увидев столь чистый срез на древке своей алебарды, понял, что потерял соратников. Он был уверен: не мог выжить тот, кто попал под удар, способный надвое рассечь проложенное стальными пластинами древко выдержанного в морской воде листвяного дерева.
– Мой лорд... – начал он, но прервался, увидев останавливающий жест своего собеседника.
– Остановитесь, Унго. Я знаю, о чем вы намерены говорить. Прошу вас, выслушайте сначала одного из моих друзей именем Николо Дьетти, дарившего дружбой еще моего отца и заслужившего уважение столь чтимого вами Великого Тиваса. Он тоже маг.
В кабинете появился еще один человек. Стройная
– Господин лорд наш Шарм’Ат, – учтиво поклонился он. – Достойный Унго, – почтил вниманием и второго присутствующего.
– Присядь, Нико, – предложил лорд.
– Но...
– Будь проще, это не прием. Мы в походе ныне.
Этого человека Унго не раз видел за плечом лорда. Но никогда в голову ему не приходило, что это маг. Хранитель? Да. Советник? Да. Но маг? Совсем не походил он своей ловкой прихватистостью на величественного и весьма представительного Тиваса. Да и посоха, этого непременного атрибута колдующей братии, Унго у этого человека как-то не замечал.
– Поведай же, добрый друг, достойному Унго то, о чем делился со мной ты сегодня утром.
– Достойный Унго, – маг слегка поклонился, даже сидя в кресле. – Все мы осведомлены о вашей потере в ту прискорбную ночь.
Резким кивком окол поблагодарил говорившего, и тот продолжил:
– Как вы уже поняли, в Доме Шарм’Ат именно я отвечаю за целостность магических линий, живущих в этой земле. Та магия, которой злоумышлявшие попали в Замок, уже не первый раз ими применялась. И хотя механизм реализации ее для меня пока загадкой остается, но показалось мне в день битвы у Ненужного Дола, что смогу я источник ее определить. Ведь магии линии мне подвластны. День же битвы в Замке принес мне новые знания, потому как злоумышленники не один раз воспользовались сиим магическим умением. И уже ввечеру я был точно уверен, что источник сего умения находится нигде иначе, как в Столице.
Вот такой вот ученый. Да, собственно, все они такие. Народ насмерть режется, а они исследования проводить изволят. Не помню уж, кто из отцов-основателей ядерной физики атомный взрыв расценил, как «великолепную физику».
– И вот когда те злодеи, что против вас и друзей ваших умышляли, портал уже в самом Замке открыли, тогда и получило завершение то уравнение, с которым сегодня утром я господина лорда нашего ознакомить осмелился.
Унго слушал очень внимательно, даже напряженно, но как ни старался, сообразить пока не мог ничего. Лорд, похоже, понял возникшую проблему и посчитал необходимым вмешаться.
– Друг мой, говорите проще.
– Мои извинения, достойные, – спохватился маг. – Так вот, теперь могу я вам с уверенностью сказать, что портал, начавший работать в Замке, прослужил время, необходимое для того, чтобы все друзья наши целыми и невредимыми добрались до Столицы. Это с точностью подтверждают расчеты, проделанные мной по всем включениям. Алебарда же ваша, достойный Унго, не оружием неведомым рассечена была, но перебита дверьми пространства захлопнувшимися, – еще один поклон благодарной аудитории.
Из этого простого объяснения Унго тоже мало что вынес. Кроме одного. Его аладар и его друзья живы. Просто неким злым колдовством перенесены в Столицу.
Выше уже давалась достаточно поверхностная психологическая характеристика Унго дор Анненхейма. Это был образец рыцарственности. Добрый и внимательный по отношению к друзьям, неистовый и свирепый по отношению к еще неповерженным противникам и прочая, прочая, прочая. Сложный такой, не очень психически устойчивый тип. Кроме того, юноша родился и воспитывался на севере. А северяне за внешней бесстрастностью и безэмоциональностью сплошь и рядом умудряются скрывать натуры вспыльчивые и свирепые, с одной стороны, а так же нежные и сентиментальные, с другой. Да тот же сумрачный тевтонский гений возьмите.