Во сне и наяву, или Игра в бирюльки
Шрифт:
— Соседи наши?.. — Фатеев чуть заметно кивнул второму военному, который сидел у двери. Тот тоже кивнул в ответ и вышел. — В паспорте у вас есть отметка, — продолжал Фатеев, — что до октября тридцать седьмого вы проживали в Ленинграде по одному адресу, а с октября — по другому. Вы можете не отвечать на мой вопрос, но лучше, если объясните, чем был вызван переезд.
Вот оно, подумала Евгения Сергеевна. Вот оно, начинается. Она подняла глаза, Фатеев смотрел на нее, и, кажется, смотрел благожелательно…
— Вы
— Разумеется, знаем. И поэтому лучше ничего не скрывать.
— Я и не скрываю. Вы просто раньше не спрашивали.
— О чем? — быстро спросил Фатеев.
— О муже. — Евгения Сергеевна пожала плечами, решив, что теперь уж все равно.
— Он жив?
— Не знаю. Думаю, что нет.
— Поймите меня правильно, Евгения Сергеевна. Мы обязаны проверить все, что вы рассказываете. И я очень надеюсь, что рассказали вы правду. Почему вы уехали из деревни и почему именно сюда?.. Подумайте хорошенько, прежде чем отвечать.
В последних словах Фатеева Евгении Сергеевне послышался какой-то намек. Впрочем, это могло и показаться.
— Ушла из колхоза по личным причинам, — ответила она, — А сюда приехала совершенно случайно. Ближайший поезд шел на Койву, а нам с сыном ведь безразлично было, куда ехать. Нас нигде не ждут.
— В Свердловск, например. Все-таки большой город…
— И миллион приезжих. А потом… Я же говорю, что ближайший поезд шел в Койву. Мне не хотелось сидеть на вокзале в Радлове.
— Были причины?
— Были, — вздохнула Евгения Сергеевна, почувствовав, что ее окончательно загоняют в угол вроде бы невинными вопросами.
— Какие?
— Если коротко, не сошлись характерами с председателем колхоза. Я вынуждена была уехать.
— Это не объяснение, Евгения Сергеевна. Председатель колхоза — не муж, чтобы бросать хорошее место из-за несходства характеров. Тут причина серьезнее должна быть. Или не хотите говорить правду? Напрасно. Мне необходимо знать все. — И опять ей послышался то ли намек в его словах, то ли какая-то недоговоренность.
Она понимала, что и м ничего не стоит выяснить абсолютно все, но поверят ли они, что произошло на самом деле, если выяснят сами? Раз скрывала правду, следовательно, в чем-то виновата… Не лучше ли действительно рассказать самой?..
Евгения Сергеевна все же с сомнением посмотрела на Фатеева. Он улыбался ей поощрительно, почти дружески, в какой-то момент даже показалось, что он, чуть прикрыв глаза, покивал едва заметно, как будто давал понять, что его не следует остерегаться, что ему нужно и можно верить.
И она решилась.
Выслушав внимательно ее рассказ (естественно, она умолчала о том, что отдала Якову Филипповичу часы и перстень, так же как и том, что знакома с Дмитрием Ивановичем…), Фатеев встал, прошелся от стола к двери, постоял там, прислушиваясь к чему-то, и вернулся обратно. Бурки его при ходьбе громко скрипели, и Евгения Сергеевна невольно отметила, что точно такие же бурки были у мужа.
— Это вся правда? — спросил он. — Поймите, я хочу вам помочь, но для этого я должен быть абсолютно уверен, что вы ничего не скрыли от меня. Учтите, на моем месте могут оказаться другие.
— Я догадалась, что вы хотите мне помочь, — сказала она, убежденная, что так оно и было, хотя за минуту до этого и мысли не допускала, что уполномоченный хочет ей помочь. Просто как-то сразу поверила в это.
— Хорошо, Евгения Сергеевна, будем считать, что мы откровенно побеседовали. Идите домой, мы дадим знать, когда вы понадобитесь.
— А как мне быть с пропиской и работой?
— Все будет в порядке, не волнуйтесь. Документы пока останутся у нас. Вы у знакомых остановились?
Вот что их интересует на самом деле, поняла она. Их интересует, нет ли у меня здесь знакомых. И с прежним страхом подумала, как бы они не докопались, что она знает Дмитрия Ивановича и что он передал письмо для Уварова. И еще подумала, что нет худа без добра: если бы она застала Уварова дома, если бы повидалась с ним, кто знает, чем бы теперь все кончилось.
— Вы хотите еще что-то сказать? — спросил Фатеев.
— Нет, ничего. А остановилась я не у знакомых, какие же у меня могут быть знакомые здесь?
— Мало ли.
— Совершенно случайно получилось с жильем. Дежурный на станции предложил остановиться у него.
— Это кто же у нас такой отзывчивый?
— Его зовут Алексей Григорьевич.
— Вам повезло, — удовлетворенно сказал Фатеев. — Это действительно порядочный человек.
В этот момент открылась дверь, в кабинет вошел военный, который привел сюда Евгению Сергеевну.
— Вы пока свободны, гражданка Воронцова, — сухим, официальным тоном сказал Фатеев.
XXV
ПОСЛЕДУЮЩИЕ три дня, пока Евгения Сергеевна ждала вызова к уполномоченному, показались ей вечностью. (Раньше, встречая такую фразу в книгах, она морщилась, а теперь поняла, что именно так и бывает, когда ждешь чего-то важного.) Она убедила себя, что Фатеев знает что-то о Васе, и потому нетерпение ее и тревога были заметны со стороны. Алексей Григорьевич, которому она не могла не рассказать о случившемся, успокаивал ее, но сам тоже тревожился: без направления из исполкома они не имели права пускать квартирантов. А Валентина Ивановна помалкивала, ни единым словом, ни единым жестом не выдала своего отношения, точно ее все это не касалось, хотя именно она, как выяснилось, была хозяйкой дома и, значит, спрос за нарушение порядка прежде всего с нее.