Во власти страха
Шрифт:
Селлитто вопросительно поднял бровь.
– Фрейда. Как в песне Инона Зуры «Доктор рядом». Она очень хотела сделать наколку, но я ей отсоветовал. Она ребенок из Куинса или Бруклина, парень бросил ее ради шлюхи, у которой была татуировка с квинто мертвых голов.
– Что-что?
– Квинто – пять. Мертвых голов. Она хотела семь. Септо.
– И как шло лечение, док?
Гордон скорчил гримасу.
– Превосходно. Я отговаривал ее от этого намерения, когда ты вошел. Обескураживающее вмешательство. Но, думаю, сейчас она напугана.
– Отговорил ее от этого намерения?
– Совершенно верно. Наплел ей, что татуировка испортит кожу. Что через несколько месяцев она будет выглядеть на десять лет старше. Это смешно. Женщины в южных морях делают татуировку, чтобы выглядеть моложе. На губах и на веках. Больно, да. Я понял, что она не знает самоанских обычаев.
– Но ты считал ее совершеннолетней. Тогда зачем было ее отговаривать?
– Слушай, чувак. Во-первых, у меня возникли сомнения относительно водительских прав. Но суть не в этом. Она пришла сюда по недомыслию. Татуировки делаются для самовыражения. Не из мести, не затем, чтобы совать их кому-то в лицо. Не потому, что хочешь походить на какую-то дурочку с наколотым драконом. Делай татуировку, показывающую, что ты – это ты, а не кто-то другой. Врубаешься?
Выражение лица Селлитто говорило, что нет.
Но Гордон продолжал:
– Ты видел ее волосы и варварскую косметику? Так вот, несмотря на все это, она не кандидат на татуировку. Господи, у нее сумочка с текстом песенки «Привет, киска». И нательный крест святого Тимофея. В свое время ты счел бы ее посетительницей кафе-мороженого.
«В мое время? Кафе-мороженого?» И все же Селлитто невольно начинал верить в правдивость его слов.
– К тому же у меня нет достаточно большого для нее пушистого мячика, – с усмешкой добавил татуировщик и слегка толкнул Селлитто.
– Пушистого?..
Гордон объяснил: теннисного мяча, какой дают клиентам, если сомневаются, что они смогут вытерпеть боль в процессе нанесения татуировки.
– Эта девочка не вытерпела бы. Но если хочешь иметь татуировку, нужно терпеть. Это правило: боль и кровь. Необходимость, чувак. Врубаешься? Итак, чем могу быть полезен, зная, что кризис среднего возраста тут ни при чем?
Детектив проворчал:
– Ты когда-нибудь говоришь «усек» вместо «врубаешься»?
– «Усек» – из твоего времени.
– Из моего, – согласился Селлитто. – Моего и битников.
Т.Т. Гордон рассмеялся.
– Мы работаем над одним делом. Мне нужна помощь.
– Ясно. Подожди минутку. – Гордон подошел к третьему креслу. Мастер с замысловатыми сине-красными наколками на руках набивал татуировку тридцатилетнему мужчине – выкалывал на бицепсе изображение летящего сокола. Селлитто вспомнил о сапсанах на подоконниках Райма.
Клиент выглядел так, будто только что приехал на метро с Уолл-стрит и собирается тут же вернуться в свою юридическую фирму, где проведет всю ночь. Гордон осмотрел работу и дал несколько советов.
Селлитто разглядывал студию. Она казалась принадлежащей другому времени – шестидесятым годам. Стены были покрыты сотнями образцов татуировок: лица, религиозные символы, карикатурные персонажи, девизы, карты, пейзажи, черепа… Некоторые из них абсолютно бредовые. Несколько десятков фотографий пирсинга, который можно сделать здесь же. Некоторые рамки были прикрыты шторками. Селлитто догадывался, на каких частях тела находились украшения, и недоумевал, к чему такая скромность.
Место работы татуировщиков напоминало ему парикмахерскую с креслами для клиентов и табуретами для мастеров. На рабочем столе лежали машинки, бутылки и тряпки. На стене висело зеркало с приклеенными к нему приветствиями на полосках гуммированной бумаги и сертификатами Управления здравоохранения. Несмотря на то что при нанесении тату могла брызнуть кровь, студия выглядела идеально чистой. Запах дезинфекции был сильным, повсюду виднелись напоминания о необходимости чистить оборудование и проводить стерилизацию.
130 градусов Цельсия – твои друзья.
Гордон закончил давать советы и жестом пригласил Селлитто в заднюю комнату. Через занавеску из пластиковых бусин они прошли в административную часть студии. Здесь тоже было чисто.
Гордон достал бутылку с водой из мини-холодильника и предложил Селлитто, но тот не хотел ничего пробовать в этом заведении и покачал головой.
Владелец студии отвинтил пробку и отпил. Указал подбородком на дверной проем, где все еще раскачивались нити с бусинами.
– Вот чем мы стали.
Словно Селлитто был его лучшим другом.
– Тот тип в деловом костюме, – негромко продолжал Гордон, – любитель соколов. Видел, где его татуировка?
– На бицепсе.
– Да. Высоко. Легко спрятать. У него двое-трое детей или появятся в ближайшие годы. Учился в Колумбийском или Нью-Йоркском университете. Юрист или бухгалтер. – Гордон покачал головой, и его конский хвост закачался. – Раньше татуировки скрывали. Их носили плохие мальчики и девочки. Теперь накалывают галстук или браслет с брелоками. Ходит шутка, что кто-то хочет открыть тату-студии в торговых центрах и назвать их «Тат-доллары».
– Железки нужны для этого? – Селлитто указал подбородком на шпильки на лице Гордона.
– Заявить о себе нелегко. Звучит неубедительно. Извиняюсь – очень. Чем могу быть полезен, детектив?
– Я обхожу крупные студии. Пока что нигде не смогли помочь, но все советовали обратиться к тебе. Говорили, это самая старая студия в городе. И ты знаешь всех в тату-сообществе.
– Насчет самого старого – не знаю. Татуировка – я имею в виду современную в США, не племенную – определенно началась в Нью-Йорке. В Бауэри, в конце девятнадцатого века. Но в шестьдесят первом году, после вспышки гепатита, была запрещена. Легализовалась снова только в девяносто седьмом. Я нашел документы, свидетельствующие, что эта студия появилась в двадцатых годах – то еще было время. С наколкой ты был Мистером Личностью. Или Мисс, хотя женщины тогда редко делали наколки. Но все-таки делали. У матери Уинстона Черчилля была змея, кусающая себя за хвост.
Гордон заметил, что Селлитто не особенно заинтересовал этот урок истории, и пожал плечами. «Мое увлечение не твое увлечение. Ясно».
– То, что я хочу сказать тебе, секрет.
– Не беспокойся, чувак. Люди под иглами чего только не говорят мне. Нервничают и начинают молоть вздор. Я забываю все, что слышу. Амнезия, понимаешь. – Гордон нахмурился. – Ты здесь из-за кого-то, кто мог быть моим клиентом?
– Нет никаких причин думать так, но это возможно. Если покажем тебе татуировку, сможешь сказать нам что-то о том, кто ее сделал?