Во времена фараонов
Шрифт:
А рядом другая надпись просто уведомляет:
Аулутрал. Я был здесь.
Ни в одной из этих гробниц нет изображений других богов, кроме Атона. Нигде нет богов и демонов Подземного царства. Ра на своей священной ладье, Исида, Нефтида, Хатор — все изгнаны отсюда. Надписи говорят только о почетных наградах, полученных знатными владельцами гробниц от фараона, перечисляют их должности и заслуги и иногда включают отрывки из Гимна Атону. Почти все гробницы либо не завершены, либо достроены в крайней спешке. В одних при входе высечена лишь половина колонного зала, в других изображения на стенах вообще только грубо прочерчены. В те времена, когда все приближенные Эхнатона спешили
Теперь мы приближались к большому вади, который разрывает посередине цепь скал и ведет к одинокой гробнице на краю пустыни, где, может быть, покоился сам Эхнатон. Перед смертью он приказал, чтобы его похоронили «в моей усыпальнице в Восточной Горе».
Мы едем четыре мили по изрытой, каменистой дороге между голыми холмами и наконец достигаем начала малого вади. Царская гробница производит мрачное и гнетущее впечатление. Над входом нет никакой надписи. Наклонный коридор и ступени крутой лестницы приводят нас к погребальной шахте, где когда-то находился саркофаг. За ним расположен зал с сильно поврежденными рельефами, царская семья поклоняется Атону. От каменной лестницы открывается вход и в другую, меньшую гробницу, вырубленную для принцессы Меритатон, умершей в юном возрасте. Тело самого Эхнатона так и не было найдено. Профессор Сейс, наблюдавший за раскопками царской гробницы, увидел только останки трупа мужчины, сожженного через какое-то время после того, как он уже превратился в мумию. Но вместе с тем профессор Фейермен отметил, что в уцелевших надписях имя Нефертити упоминается чаще, чем имя Эхнатона, и, поскольку в усыпальнице было место только для одного саркофага, весьма возможно, что так называемая гробница Эхнатона на самом деле предназначалась для Нефертити. Никаких следов царственных мумий до сих пор обнаружить не удалось и вряд ли теперь когда-либо удастся.
Мы возвращаемся на равнину. Мои неутомимые спутники, заметив, что я в отличие от них устал, слезают с ослов и, вольготно расположившись в тени скал, устраивают импровизированный пикник с рыбными сандвичами. Долгожданная передышка возвращает мне силы. Главный инспектор заботливо собирает остатки нашего пиршества и прячет их под камнями.
— Мы не должны оставлять мусор, — замечает он. Затем он встает и указывает на верхнюю выровненную часть скалы, где на высоте 20 футов глубоко врезаны иероглифы.
— Это, — говорит он, — один из пограничных знаков города Ахетатон.
Мы все смотрим на гигантскую естественную стелу, а он переводит:
Покуда живет отец мой Атон, я сделаю, чтобы Ахетатон, Город Горизонта Солнца, стоял на этом месте. Я сделаю так, чтобы он не стоял ни к югу, ни к северу, ни к западу, ни к востоку отсюда… Вся земля между этими четырьмя стелами и есть сам город Ахетатон. Здесь все принадлежит Атону, моему отцу: горы, пустыни, луга, острова, верхние земли и нижние земли, поля, вода, деревни, люди, звери и все, что отец мой Атон породит здесь отныне и навсегда…
— Пошли дальше, — говорит наш проводник. — Нам еще многое надо увидеть.
Я влезаю на осла, и мы едем уже к южным гробницам.
Мы посещаем гробницу Туту, главного глашатая Египта, того самого министра иностранных дел, с которым Азиру был в дружеских отношениях. Здесь мы видим Нефертити, держащую на коленях двух маленьких дочерей, а рядом с ней — Эхнатона, который награждает своего верного министра. Поблизости стоят с дарами посланцы разных стран: Сирии, Эфиопии, Митанни и других. В надписи Эхнатон обращается
О великие, стоящие перед фараоном, я желаю воздать тысячекратно по сравнению с прочими людьми моему приближенному, ибо Туту, советник мой, возлюбил фараона, своего повелителя, превыше всего.
И Туту отвечает:
Мой добрый повелитель, правитель справедливый, изобильный богатствами, великий в постоянстве, славный памятниками без числа! Все твои повеления исполнены; они исполняются, как по воле самого Атона, повелитель, живой Атон… Ты правишь всеми землями: Сирия, Эфиопия и другие народы воздевают руки, восхваляя тебя…
После этой льстивой речи нелишне перечитать письмо Риббади, написанное после падения Библа:
Риббади — фараону, моему повелителю, семь раз склоняюсь перед тобой… Увы, не суждено моим сыновьям продлить мой род, как предсказывали когда-то прорицатели. Знай, что брат мой взял на себя командование и стал моим заместителем. Но пользы не было, солдаты гарнизона вместе с ним потерпели поражение, и зло было содеяно, и они принудили меня бежать из города. Он уже ничем не защищен от врага…
Знай, что город Библ поистине был подобен очам нашим; он был полон царских богатств. Слуги главного города жили в мире, и вожди были к нам благожелательны, пока все слышали глас фараона… Это был главный город земли, и они отняли его у меня. Но фараон, мой повелитель, защитит меня и вернет мне главный город и мой дом, как было прежде.
О фараон, мой повелитель! О фараон, мой повелитель, спаси город от позора…
Далее мы приблизились к гробнице Меху, начальника полиции. Я читал об этой гробнице в замечательной книге Дэвиса и особенно хотел посетить ее, потому что в ней сохранились прекрасные росписи, на которых фараон с царицей едут на колеснице, фараон целует царицу, а юная Меритатон палкой погоняет коней. Вход в гробницу низкий, сама она совсем маленькая, но настенные рельефы великолепны. Гаффир открывает железную дверь, и мы со вздохом облегчения укрываемся от палящего солнца в белой и прохладной внутренней комнате. И тут главный инспектор вскрикивает и гневно поворачивается к гаффиру, показывая на рельеф на дальней стене. Там, где были изображения Эхнатона и Нефертити, зияет глубокая дыра, а под ней на полу лежит куча белой пыли.
Когда перебранка немного стихает, я спрашиваю, что случилось.
— Гаффир, — отвечает инспектор, — говорит, что это сделал его враг, чтобы отомстить ему. И это не в первый раз. — Он тяжело вздыхает. — Мы увольняем человека, назначаем на его место другого, и тогда бывший гаффир старается повредить гробницу, чтобы напакостить новичку.
Он вновь обрушивает на незадачливого стража поток громких, сердитых слов по-арабски. Его помощник присоединяется к главному инспектору, и маленькую гробницу Меху заполняют гневные голоса. Тем временем я осматриваю, по счастью, уцелевшие рельефы.
Меху, владелец гробницы, был начальником полиции в Ахетатоне. Он отвечал за сохранность храма и дворца и за оборону города. На одном из рельефов он изображен коленопреклоненным перед вратами храма в окружении своих людей: они потрясают оружием и восхваляют «доброго правителя».
Стража Ахетатона поет и повторяет припев: «Он награждает многих и многих! Он будет жить вечно, подобно Атону!»
На другом рельефе царская семья на колеснице осматривает укрепления города. Это тот самый рельеф, главная часть которого уничтожена. Перед колесницей бежит сам Меху и пятнадцать его стражников, а вместе с ними — везир и его помощник. Тучный везир уже не молод, и ему трудно тягаться с более молодыми мужчинами. Художник, верный реалистическим традициям Амарны, не пощадил даже этого крупного чиновника.