Во все Имперские. Том 4. Петербург
Шрифт:
— Его не повезут никуда лечить, — вздохнул Галькин, — Я же сказал. Это абсолютное предписание, подписанное главврачом и лично канцлером Империи. Словенова и других пациентов второго отделения ни при каких условиях из палаты не выпускают. Даже если они будут умирать. Вот если ваш Словенов реально умрет, и трое врачей констатируют его смерть — тогда его тело из палаты забрать будет можно…
— Мда, но мертвым мне Словенов не нужен, — процедил блондин, явно крайне недовольный и напряженно размышлявший, — Собственно, за что вообще Словенова тут держат?
— За что держат — понятия не имею, — мотнул головой Галькин, — На второе отделение попадают только по личному приказу Императора. А Император своих приказов, особенно в таких случаях, обычно не объясняет. А что касается виселицы… Как его казнят-то, если ваш Словенов — сумасшедший? Официально признанных безумными магов у нас в России могут казнить только за заговор против короны или попытку убийства Императора или лица Императорской крови. А Словенов, видимо, ничего такого не делал.
— И еще Словеновы — влиятельный клан, — заметил Пушкин, — Так что Павел Первый, который и сунул этого Словенова в дурку, явно не хотел с ними ссориться. Поэтому наверное и не рискнул казнить Словенова.
— Мда, но нам от этого не легче… — задумчиво протянул блондин, — И ты, Галькин, вроде говорил, что там на отделении двое пациентов…
— Именно так, — подтвердил Галькин.
— Кто второй?
— Эс, — ответил Галькин.
— Кто, блин?
— Ну, Эс. Он во всех документах обозначен латинской буквой «S». А его имени ни я, ни охрана, ни даже врачи не знают. Все засекречено. Так что как его зовут — спрашивайте покойного Павла Первого, который его сюда сунул, также как и вашего Словенова.
— Занятно. А про этого «S» что расскажешь?
— Еще меньше, чем про Словенова, уж простите, господин, — извинился Галькин, — Ну, могу сказать, что этот «S» явно тоже маг. И его не от чего не лечат. Его просто держат в овощном состоянии, лошадиными дозами нейролептиков. Но никакие врачи его не осматривают. Мы просто даем ему еду и выносим его дерьмо.
Он в общем-то даже не разговаривает. Он за все время, что я тут работал, ни одного слова не произнес. Рожа у него белая, совсем безумная. Одежда совсем истлела, но её никто не меняет.
А сидит он в дубовой клетке, обмазанной эстрактом каркаде. Вот этим эксрактом я его клетку каждую неделю заново мажу…
— Каркаде? — удивленно спросил блондин, — Это же напиток, чай. Какого хрена им мажут клетки психов? Зачем?
— Ну, миллиардеры может и пьют его как напиток, — хохотнул Галькин, — А вообще, каркаде, или проще говоря суданская роза — это редчайшее растение, которое сохранилось только в Африке и которое способно отражать любую магию. А дубовая клетка, в которой держат этого «S», служит ретранслятором и усиливает эффект суданской розы.
Таким образом, этот «S» не может колдовать за пределы своей клетки. Хотя он и внутри клетки не особо колдовал. По крайней мере, я этого ни разу не видел, даже не знаю, какого цвета у него аура, он же её ни разу не активировал при мне…
— Так а зачем клетка, зачем суданская роза? — задал очередные вопросы блондин, — Ты же сказал, что там на каждой камере… то есть, кхе-кхе… на каждой палате висит по амулету, подавляющему магию. И пространство палаты действие этого амулета перекрывает. Зачем еще и каркаде с клеткой? Что этот маг такого умеет, что его так боятся?
— Без понятия, — развел руками Галькин, — Но что-то явно умеет. Точнее говоря, умел. Вот этот «S», в отличие от вашего Словенова, уже тридцать лет у нас сидит. Так что я думаю, что он за это время уже даже собственное имя забыл, а как колдовать — тем более не вспомнит. Но нам приказано держать его в клетке и мазать её суданской розой — мы и мажем. Приказы Императора на обсуждаются, вопросы по их поводу тоже задавать не принято. Слушайте, а можно я вейп запарю?
— Парь. Мне плевать, — милостиво разрешил блондин, — А этот твой «S», судя по всему, для нас совсем бесполезен.
Галькин с наслаждением затянулся, выпустил облако абрикосового пара и кивнул.
— И выходит, что освободить Словенова, пока он во втором отделении мы никак не сможем… — продолжал рассуждать вслух блондин, его взгляд стал совсем отсутствующим, этот аристо явно был из тех, кто настолько погружается в размышления, что просто перестает замечать окружающих, — А из второго отделения Словенова не выпустят, даже если он будет при смерти… Паршиво, леший меня побери, паршиво…
— Я правда хочу вам помочь, господин, — на всякий случай заметил Галькин, делая очередную затяжку паром, — Но вот только не знаю как.
— Ладно, — проговорил аристо, глянув на Галькина, — Ты говоришь, что работаешь тут уже пять лет, так ведь? А Словенов «лечится», если это можно так назвать, у вас три года. А загадочный «S» — тридцать лет. А палаты у вас на отделении две. Возникает закономерный вопрос — а кто занимал палату Словенова до него?
— При мне никто, — ответил Галькин, — Она пустая стояла, лет двадцать. А до этого там сидел какой-то бастард Людоедовых. Один из последних. Людоедовых же вроде всех пришили, за заговор против Императора.
Блондин присвистнул:
— Прикольно. Я тоже сегодня сегодня завалил одного Людоедова. Утопил его в Неве, точнее говоря. И готов поспорить, что именно убитый мною Людоедов и был самым последним. Так что честь быть ликвидатором последнего Людоедова в мире принадлежит мне, и хрен я кому её отдам. Вот этот ваш Людоедов из дурки явно раньше моего сдох. Собственно, как он вообще попал к вам на второе отделение?
— Это дела старые, так что могу только слухи пересказать, — ответил Галькин, выпуская облако пара, — Ну в общем, когда Людоедовых начали громить — одного ихнего бастарда поймала Охранка. Но этот бастард оказался совершенно безумным, даже для Людоедова, хотя психическим здоровьем этот клан никогда не отличался. В результате бастарда и признали сумасшедшим официально, после чего из Петропавловки привезли сюда к нам.