Водитель

Саня Ермолаев тоскливо посмотрел на шумную компанию и вышел во двор покурить. Он уже несколько дней был в отпуске, и надо ж такому случиться – Ленка одноклассница позвала его на свой день рождения. Ленка Сане нравилась всегда:

красивая, задорная, с ч"eрным разлётом бровей и горделиво вздёрнутым носиком. Всего пару дней назад, когда он пришёл в супер-маркет, увидела его и ухватила за рукав:

– Санечка! Вернулся! Тётя Оля говорила, что ты на СВО был?

Саня растерялся немного, кивнул неловко и утонул в искрящихся ленкиных глазах.

– Так, Саша, у меня день рождения послезавтра! Я тебя жду! И не спорь, отказ не принимается, – одноклассница решительно тряхнула головой и чмокнула отпускника в щёку. И он припёрся на этот день рождения…

Ермолаев решительно отбросил окурок и посмотрел на дорогу, подумывая, а не уйти ли отсюда к чёртовой матери, чтобы не выслушивать очередные шутки. Но потом вздохнул и поплёлся обратно.

Вообще к мирной жизни Сашка привыкал тяжело. Уже почти неделю дома, но без бронежилета и автомата неуютно было ходить, засыпать. А привычка пригибаться будто намертво въелась в его анатомию. Ермолаев и так не был атлетом, но сейчас, вечно ссутуленный да в гражданской одежде, из которой исхудал за шесть месяцев СВО, и вовсе ничем не напоминал гордого вояку. Другое ли дело остальные отдыхающие. Особенно этот, прищуренный. Он Сашке не понравился сразу. Щеголеватый, с уверенными движениями – явно был давно знаком с остальными и считался у них кем-то вроде лидера. Даже Ленку поздравлял не так, как остальные. Пришёл на днюху последним. Цапнул виновницу торжества по хозяйски, крепко поцеловал в губы, отчего одноклассница раскраснелась вся, и только потом подошёл знакомиться.

– Дмитрий, – протянул он Ермолаеву ладонь и глянул с прищуром, будто целился.

– С-саня, – Ермолаев неловко поздоровался.

Под Харьковом его контузило, потому появилось лёгкое заикание. Но, несмотря на уговоры взводного, Саня не захотел ехать в госпиталь – чтобы пацанов не оставлять. Да и «УРАЛ» свой бросать на другого водителя… В общем, Сашка остался служить. Однополчане беззлобно подтрунивали над бойцом, что остался не только Сашка, но и его заикание, потому на двоих и паёк положен двойной. Впрочем, заикание появлялось только в спокойной обстановке. А под обстрелами или когда на колонну напали, заикание улетучивалось вмиг, будто и не было его.

Конец ознакомительного фрагмента.