Водка

Мясников Виктор Алексеевич

– Вот так, - сказал он пряча бланки в карман.
– Теперь рассказывай, как возвращать будешь.

– Я отработаю, - еле промямлила Люба.

И ей, и всем остальным было понятно, что отработать в киоске такие деньги невозможно.

– А мне через сто лет не надо, - заявил Труня.
– Мне эти сто десять тысяч надо прямо сейчас. Или как-то так, чтобы скоро. Ты что, главный бухгалтер банка?

– Нет...

– Во, значит и оклада крутого нет. Натурой, значит, будешь отрабатывать, - подвел итог Труня.
– Собирайся, садись в машину. Ничего, в "Багире"

быстро бабки заколачивают.

"Багирой" назвалась самая известная в городе фирма интимных услуг, предоставлявшая девочек по вызову. Когда-то её объявления с номерами диспетчерских телефонов висели на каждом столбе. Потом милиция спохватилась, начала борьбу с проституцией, и название "Багира" исчезло с заборов. Хотя появились десятки других. Но с тех пор это слово так и осталось нарицательным названием подпольных предприятий местной секс-индустрии.

– Нет!
– взвизгнула Люба.

ПОЧЕМ ДЕВОЧКА?

Она рванулась было прочь, но Труня цепко поймал её за руку, притянул к себе. Олег сам не понял, как шагнул вперед и громко сказал:

– Я заплачу.
– Он испугался сам своих слов, аж мурашки побежали по спине, но повторил: - Я за неё заплачу.

Труня повернулся к нему всем корпусом так резко, что Олег отступил. Ему показалось, что хозяин киоска сейчас ударит его. Но тот уставился круглыми поросячьими глазами, засопел недовольно, потом сказал:

– Я тебя за язык не тянул, мужик. Перевел чисто на себя, теперь отвечай.
– Он смотрел уже другими глазами, злыми и внимательными.
– Клади прямо сейчас все бабки. И учти - к вечеру ещё пятьдесят процентов набежит.

– Не набежит.
– Олег запустил в сумку руку и принялся выбрасывать на капот "Форда" денежные пачки.
– Считай. Десять, двадцать... Еще пять... И ещё - тридцать уже. Еще десять...

– Стой!
– притормозил его Труня. Теперь он был ошарашен таким неожиданным поворотом событий.
– В киоск заходи. Эй, - заорал в раскрытую дверь, - закрылись на учет и ушли все на хрен.

Изнутри торопливо выбежал Бока. Следом вышла Рая, щурясь от яркого солнечного света. Труня втолкнул внутрь Любу. Та уже не плакала, а смотрела удивленно вытаращенными глазищами на Олега. Тот сгреб деньги с капота обратно в сумку и вошел внутрь. Труня ввалился следом и тут же запер дверь. Пинком вбросил на середину киоска картонную коробку, внутри которой что-то забренчало. Скомандовал, указывая мизинцем на коробку:

– Считать будем, мужик.

Олег присел на корточки, не сводя глаз с Труни, достал из сумки пачку сотенных, сдернул с неё резинку. Труня потянулся раскоряченной ладонью, но Олег отвел пачку в сторону и отрицательно покачал головой:

– Будут твои, пересчитаешь. А пока так смотри.

Он принялся выкладывать на коробку купюру за купюрой и считать вслух. Труня недовольно ерзал на высоком табурете, низко наклонясь, чтобы все видеть. Люба стояла, прижавшись спиной к стеллажу, и нервно ломала пальцы. Она с тревогой глядела на Олега, похоже, не до конца веря, что её миновала горькая участь проститутки

по принуждению.

Сотенные купюры ложились неровной стопочкой, и Труня периодически порывался их пересчитать лично. Но Олег был наслышан о его мошеннических навыках, а потому сразу прижимал деньги пальцем. Когда пачка была сосчитана и Труня нехотя согласился, что в пачке ровно сто бумажек, Олег, держа пачку на виду, перехватил её резинкой. Положил на угол коробки и достал вторую пачку. Спешить ему было некуда.

Труня сердито сопел. С одной стороны, ему не хотелось выпускать такую лакомую добычу, как Люба, а, с другой стороны, по мере того, как росла горка денег, сто десять тысяч становились все реальней и осязаемей. А Люба стояла затаив дыхание, боясь спугнуть свое счастье, свое спасение.

– Восемьдесят семь тысяч, - подвел, наконец, итог Олег.
– Сколько ещё надо?

– Двадцать три тысячи, - воспрянул Труня.
– Что, мужик, бабки кончились? А я тебя предупреждал. Ты, конечно, можешь сбегать, только там уже новые проценты набегут. А бабульки эти я прямо сейчас заберу.

– А если в доллары перевести?
– спросил Олег.
– Это сколько надо по нынешнему курсу? Где-то баксов восемьсот?

– Чего это восемьсот?
– вроде бы даже обиделся Труня.
– Тысяча. По тому курсу, который здесь действует, - тысяча. Ты, мужик, понял, сказал, прямо сейчас рассчитаешься. Гони бабки! Или вали отсюда, а это все мне останется за твой гнилой базар.

Олег молча засунул два пальца в дырку на подкладке курточки. Там за подкладкой хранилась у него тысяча долларов. Та самая, что вырвал из Юсуфа якобы в окончательную оплату поточной линии. Это был его неприкосновенный запас на самый черный непредвиденный случай. И вот сейчас он выудил кончиками пальцев сверточек стодолларовых бумажек. Разворачивая их одну за другой, Олег разложил их на коробке. Теперь у него не осталось запаса плавучести на случай очередного крушения в житейском море.

– Поддельные, что ли?
– потянулся к ним Труня.

– Самые натуральные.
– Олег приблизил одну бумажку к его глазам. Семь степеней защиты и гарантия казначейства. А теперь выкладывай все бумаги.

Подвигав щеками и кожей на лбу, очевидно, так отражался на его лице процесс мышления, Труня выбросил на коробку скрученные бланки. Олег их развернул, скользнул глазами: договора, накладные, обязательства. Лихо, вроде как девушка набрала товара на реализацию в разных фирмах. Олег снова свернул бумаги, но гораздо аккуратней, и сунул во внутренний карман куртки. Кивнул:

– Все нормально. Открывай дверь.

Сердито сопя, Труня не глядя протянул руку назад, нащупал ключ в замке, повернул. Встал с табурета и так же не глядя лягнул ногой. Дверь распахнулась. Люба взяла со стеллажа свою сумочку, прижала к груди и вдоль стенки робко просочилась в дверь. Олег тоже поднялся, с трудом распрямляя затекшие колени. направился к дверям. Труня вдруг резко схватил его за отвороты куртки, и мизинца уже не оттопыривал.

– А поговорить? Бабки кинул и слинял, что ли?