Водолей и Весы
Шрифт:
Валерий Исаакович Генкин, Александр Васильевич Кацура
Водолей и Весы
Сейчас я опять пребываю под знаком Водолея,
это темный и влажный знак.
Герман Гессе
Эта история началась с одной случайной встречи.
– В тебе большая сила,- сказал ему тогда Федор.Ты и сам не знаешь какая. Я тебе одно скажу: не лезь наверх. Это не твое.
Володя улыбнулся. О том, чтобы лезть наверх, он и не думал. А вот о другом, что теперь захватило его, он раньше не догадывался.
С Федором Свешниковым он столкнулся
В первый же приход Володи, когда стоял он у калитки под проливным дождем, держа над собой уже бесполезный зонтик, Федор сказал, спокойно улыбаясь: - Ишь разыгрался. Отпустил я его, он и разыгрался.
– Кого отпустил?
– спросил Володя, взойдя на крыльцо.
– Да дождь. Он, вишь, давно норовил, а у меня крыша разобранная была. Ну я и держал его. Три дня держал. Крышу вот кончил - отпустил. Давай, говорю. Теперь можешь лить.
Володя посмотрел на Свешникова с восхищением и страхом. "Если он и сумасшедший,- подумал,- то уж очень диковинный и симпатичный сумасшедший".
Как-то он застал Федора за рубкой дров. Легко и нежно опускал тот зажатый в ручищах топор на кряжистые кругляши, которые тут же тихо разваливались на ровные половинки.
– Дай мне попробовать,- попросил Володя в приступе того минутного восторга, который охватывает горожанина при виде косы или топора.
Федор молча протянул ему топор. Володя установил полено, размахнулся и нанес отчаянный удар. Топор косо вошел в бок вязкой березы и застрял. Володя с трудом вытащил его и ударил снова еще яростней. Топор намертво увяз в равнодушном полене.
– Не так надо,- сказал Федор.- Ты руками лупишь, а надо - мыслью.
– Это как?
– не понял Володя.
– Подыми топор да опускай спокойно, но живо, а как он входить в полено станет - ты вообрази ярко, что полешко это пополам - пых!
Что-то внушительное, убеждающее почудилось Володе в этих словах. Он вскинул топор, задержал его на мгновение в верхней точке, заставил себя увидеть это проклятое полено раскроенным надвое и ударил без суеты, даже нежно. Полено с легким щелчком развалилось на две одинаковые половинки. Потрясенный Володя (он не ожидал столь быстрого результата) выбрал колоду потолще, попробовал - получилось. За полчаса изрубил он гору дров и вдруг почувствовал себя властелином вещей.
Потом они пили чай.
– Послушай, а можно совсем без топора, одной мыслью?
– спросил Володя.
Федор поставил чашку, посмотрел на него внимательно и сказал неторопливым своим басом:
– Смотри-ка! Ты быстро соображаешь. Можно. Только трудно
– А как?
– загоревшись, выпытывал Володя.
Свешников взял чайную ложечку из нержавейки, положил на чистое место стола и сказал: - А ну, двинь.
Володя испуганно глянул на ложку, а потом, почувствовав вдруг успокоение и силу, представил себе, как этот блестящий кусочек металла бежит к краю стола. В тот же миг ложка тихо тронулась с места, поплыла вдоль клеенчатой складки, как-то нехотя, подъехала к краю и упала на пол с тусклым звяком. Вот тогда-то Федор и сказал ему:
– В тебе большая сила!
– Поздравь, Судариков,- сказала Леля,- меня поставили на двенадцатое ноября. Ты рад?
– Лелечка, еще бы!
– Володя вскочил и, подбежав к Леле, принялся ее целовать.
– Ну ладно, Судариков,- говорила Леля, увертываясь.- Волобуев хотел просунуть своего аспиранта, но за меня вступился сам Склянкин.
Леля занималась астрономией и вот готовилась защищать диссертацию. Что-то там об устойчивости планетных орбит. Володя же работал ассистентом на кафедре физики одного института.
Вместе с Лелей они учились в университете, по окончании которого и поженились. "Вот теперь у меня будет жена-кандидат",вздохнул Володя, когда Леля убежала. Сам он диссертацию писать не собирался, поскольку, как постепенно выяснилось, физику терпеть не мог. Как занесла его судьба на физфак, он и сам диву давался. Но сделанного не воротишь, и теперь он изнывал на лабораторках, вдалбливая бойким и нахальным студентам устройство баллистического гальванометра или тонкости опыта Милликена. Сам же он был мечтателем, поигрывал в шахматы и тайно писал стихи, а написав - никому не показывал, даже Леле, которую очень любил.
У Лели дела шли хорошо. Была она веселой, способной, удачливой. Сломив сопротивление довольно трудной темы, она вышла на финишную прямую и гордо ждала триумфа. Впрочем, не ее успехи тревожили Володю. Хуже было другое. Вокруг Лели постоянно роилась туча блестящих поклонников. Романтики-астрономы, разъезжающие по дальним горным обсерваториям и толкующие про квазары, пульсары и реликтовое излучение. Рослые загорелые кандидаты, доценты, доктора. "А я кто?
– спрашивал себя Володя с горечью.Что я собой представляю?" На Москву надвигался теплый и нежный вечер бабьего лета.
Володя не спеша брел по Гоголевскому бульвару и от нечего делать искал рифму к слову "эспандер". Вчера ему позвонил школьный приятель, самодеятельный поэт, и попросил подыскать к этому спортивному словечку нестандартную рифму. Приятель еще не окончил фразы, как Володя выпалил: "Испанец". Но друг обиделся: "Такую рифму и Евтушенко мог придумать. Мне бы что-нибудь похитрее".- "Ладно, подумаю",- сказал Володя. И вот сейчас, отвергнув пару вариантов, он наконец нашел: "Заспан до дыр".