Водопад грез
Шрифт:
Думать мне ни о чем не хотелось. Я лежал, прислушиваясь к ругани и смеху играющих в кости, к обрывкам беседы, пока не выключили свет на ночь. Потом я лежал в тишине, прислушиваясь к шагам, к звукам дыхания, к словам, сказанным шепотом, ко всему, что может предупредить меня, что они подкрадываются ко мне, ко всему, что может доказать мне, что я не один.
Никто не подошел ко мне. Но я не спал всю ночь. Я слишком старался притупить боль… слишком старался почувствовать ее.
С началом рабочей смены я пошел с остальными наружу, двигаясь машинально, отупев от истощения. В своем мозгу я был совершенно один. С равным
— Ты, чертов урод! — рабочий оттолкнул меня, въехав локтем мне в грудь. — Ты пытаешься убить меня?
Я упал на колени, согнулся над металлической дорожкой, беспомощно ругаясь от боли. Он взял меня за грудки и встряхнул, рана на моей груди обнажилась.
— Черт. О черт! — Он уставился на гноящуюся рану, куда только что ударила его рука. Это шокировало его настолько, что он отпустил меня. — Кто это сделал?
— Безопасность корпорации. — Я стянул края комбинезона и застегнул его. На коричневой одежде расплылось влажное пятно от сочащейся гноем раны.
Он нахмурился, покачал головой. Его кулаки разжались, и он отступил от меня. Остальные уставились на меня угрюмо и молчаливо.
— Слушайте, — сказал я, стараясь, чтобы мой дрожащий голос прозвучал ровно. — Моя телепатия не работает. Я не собираюсь читать ваши мысли. Я не могу телепортироваться отсюда, я не могу остановить ваши сердца. Полтора дня назад я потерял все, что было у меня, кроме жизни. Просто оставьте меня в покое. — Один из тех, кого я побил прошлой ночью, рассмеялся. Я взглянул на их лица, ища несогласных с ним, и понял, что в покое меня не оставят. Если не… — Я умею пользоваться костюмом фазового поля. Могу совершать прыжки в рифы. — Я предположил, что им нравится это дело не больше тех, которых я видел на рифах в Отчизне. Количество желающих убить меня сократилось примерно до количества желавших зарезать меня, пока я спал.
— Тау не тренирует уродов.
— Я не с этой планеты.
— Что вы задерживаетесь? — стражник протолкался вперед, становясь передо мной.
— Я поскользнулся, — ответил я.
Он взглянул на искривленные рельсы, на других рабочих. Снова перевел взгляд на меня.
— Ты нарываешься на неприятности, урод?
— Нет, сэр, — пробормотал я.
Щуп в его руке поднялся, его вибрирующее острие уставилось мне в лицо.
— Будь осторожнее.
Я проглотил ругательство, уклоняясь. Остальные уже пошли вперед. Я направился за ними, не оглядываясь.
— Я слышал о нем, — пробормотал кому-то тот, кто ударил меня. — Он тот самый, который взял костюм у Сабана, когда он запаниковал перед инспекторами. В Отчизне. Верно? — Он посмотрел на меня.
Я кивнул, не отводя взгляд от его рук, если он вздумает снова ударить меня. Через минуту я пробормотал:
— Как ты узнал об этом?
— Они послали сюда несколько человек из работавших там команд, чтобы пополнить нашу смену, когда будет следующая инспекция.
Я был здесь меньше суток, и уже все мои подозрения
Глава 27
Трамвайчик унес нас глубоко в сердце разработок и высадил в месте, которое было знакомо мне и находилось в самом рифе. Я почувствовал риф еще до того, как увидел его — его сюрреалистичная эйфория обожгла мои нервные окончания, подобно жаркому свету. Мне тяжело было держать в напряжении свой инстинкт выживания, не доверять себе и тому настроению, которое сейчас у меня возникло. Было слишком легко потерять разум там, где никто не мог добраться до меня. Если бы я поддался на приманку, надев костюм, я потерялся бы навсегда.
Когда начальник смены стал вызывать ныряльщиков в рифы, моя смена словно выплюнула меня из своих рядов. В конце концов они поверили тому, что я сказал. Я надеялся, что это значит, что я смогу ночью закрыть глаза и немного поспать.
Начальник дважды оглядел меня, но только потому, что предполагал увидеть кого-нибудь другого.
— Ты знаешь, как пользоваться костюмом? — спросил он меня.
— Да, сэр, — ответил я.
— Ладно, — он пожал плечами и послал меня с остальными выбирать костюмы.
Я провел остаток смены, перемещаясь в рифах, пробираясь сквозь тайны упавших мыслей ан лирр. Быть всегда настороже оказалось легче, чем я предполагал, потому что на этот раз я знал, что могу столкнуться с чем угодно, и потому что у этих костюмов была обратная связь, которую мне не показали, так что техник снаружи мог ударить меня разрядом, если я не совсем быстро выполнял его инструкции.
Я быстро все схватывал. После нескольких ударов я сконцентрировался на работе, позволяя себе чувствовать матрицу рифов как раз настолько, чтобы избежать сенсорного голодания. По крайней мере, тут я чувствовал что-то, чувствовал, что я еще живой.
Ночью, когда я упал на койку и закрыл глаза, странные образы и непередаваемые ощущения играли на моих нервах как на призрачной арфе. Я расслабился, чтобы они успокоили боль у меня в груди, которая была еще сильнее, чем вчера. Войдя глубже в свои воспоминания, я увидел/почувствовал, как облачные киты дрейфуют в вышине, подобно безразличным богам, почувствовал, как они окружают меня, опутывают меня своими мыслями, пока у меня не осталась лишь одна мысль, эфемерная, уплывающая…
Следующие два дня прошли без инцидентов. Рабочие в бараке сохраняли наше перемирие, пока я в каждую смену без возражений надевал полевой костюм.
Я не жаловался — это все, что оставалось мне, Мое личное будущее представлялось мне коротким и нерадостным. Даже если следующая инспекция от ФТУ и обнаружит что-то подозрительное в этом месте, у них не будет шанса узнать это от меня. Натаза уже отправит меня на запчасти для пересадки органов.
Даже если я переживу их визит, в моей жизни ничего не осталось. Жить стоило только для того, чтобы совершать прыжки в рифы. Это был шанс прикоснуться к неизвестному, почувствовать, как непонятным образом оживает мой дар. То, что испытал я, когда в первый раз был в рифах, или когда ан лирр пришли ко мне, не было счастливой случайностью. Если однажды неизвестное настигнет меня и убьет, по крайней мере, это будет счастливая смерть.