Водопад
Шрифт:
– Кто отсутствует? – громко спросил Карсвелл.
Ни тебе «доброго утра», ни «спасибо, что собрались» – привычный для утреннего инструктажа протокол был отставлен, что само по себе указывало на важность момента.
Джилл Темплер перечислила несколько больных и командированных. Карсвелл рассеянно внимал – судя по всему, его не особенно интересовало, что ему говорят. Не дав Джилл закончить перекличку, он выступил вперед и заговорил.
– В наших рядах – предатель! – произнес он так громко, что его можно было услышать и в коридоре. Потом Карсвелл сделал паузу и, нахмурившись, пристально посмотрел на стоявших перед ним людей, словно стараясь заглянуть каждому в глаза. Но этого ему показалось мало, и он сделал несколько шагов по проходу между столами, чтобы добраться и до тех, кто стоял у дальней стены. Нескольким сотрудникам пришлось подвинуться, однако, несмотря на тесноту, они освободили достаточно места, чтобы грозный заместитель начальника полиции не дотронулся до них даже случайно.
– Да, леди и джентльмены, среди нас появился «крот»! – повторил Карсвелл. – Мерзкая маленькая тварь с плохим зрением и жадными, загребущими лапами… Кроты не любят, когда их вытаскивают на свет, предпочитая скрываться под землей… – В уголках его губ появились белые пятнышки слюны. – Когда я обнаруживаю в своем саду характерные кротовые «кучки», я раскладываю ядовитую приманку, и кроты дохнут. Некоторые из вас могут возразить, что кроты, мол, так устроены и не могут иначе. Они просто живут своей кротовой жизнью и знать не знают, что роют в чьем-то саду, где царят спокойствие и порядок. Да, они не знают, что портят корни цветов и деревьев, но, вне зависимости от этого, кроты остаются вредными животными и, следовательно, подлежат уничтожению… – Карсвелл снова ненадолго замолчал. Пока он возвращался по проходу на прежнее место, в зале царила полная тишина. Собравшиеся провожали начальника глазами, и только Дерек Линфорд, незаметно вошедший в зал вслед за боссом и остановившийся у двери, высматривал в толпе детективов Ребуса – своего заклятого врага.
Присутствие Линфорда, казалось, еще больше вдохновило Карсвелла. Круто повернувшись на каблуках, он снова встал лицом к аудитории.
– Я допускаю, что это могла быть ошибка. Каждый из нас может случайно оговориться, без этого не обходится. Но в данном случае об оговорке не может быть и речи – слишком уж большой массив служебной информации стал достоянием газетчиков. – Он сделал еще одну паузу. – Возможно, кто-то смалодушничал и уступил грубому шантажу… – Карсвелл слегка пожал плечами. – Вы и сами хорошо знаете – такие, как Стив Холли, стоят на эволюционной лестнице даже ниже кротов, они – пиявки в вонючем пруду или даже просто грязная пена на поверхности. – Он провел рукой в воздухе, словно разгоняя эту самую пену. – Стив Холли думает, что ему удалось испачкать нас в грязи, в которой он роется, но это не так. Игра не закончена, и мы все это знаем. Мы – команда, черт побери, и именно так – вместе – мы работаем! Каждый, кому это не по нраву, может подать заявление, и его переведут на другое, более спокойное место. Как видите, леди и джентльмены, все предельно просто, только… – Он понизил голос. – Только прежде чем принимать решение, подумайте о жертве, подумайте о ее родных и друзьях. Подумайте о том горе, которое они пережили. Именно для них мы порой готовы вывернуться наизнанку, стремясь раскрыть преступление, – для них, а не для читателей желтых листков и наемных писак, которые поставляют им их ежедневную жвачку.
Разумеется, кто-то из вас может недолюбливать других членов команды или даже меня, но почему вы поступили так с ними – с родителями и друзьями жертвы, которые как раз сейчас готовятся предать тело земле? Как только посмел один из вас обойтись подобным образом с этими людьми?!
Вопрос повис в воздухе. Колин Карсвелл молча оглядывал стоящих перед ним людей, опустивших головы в приливе коллективного стыда. Наконец он набрал полную грудь воздуха, и его голос снова зазвучал в полную силу.
– Я найду того, кто это сделал. Обязательно найду – даю слово! Пусть не думает затесавшийся в наши ряды предатель, что ему удастся остаться безнаказанным. И мистер Стив Холли его не спасет. Как раз ему-то абсолютно наплевать, что станет с человеком, которого он использовал для своих целей. Но этого человека я хочу предупредить: если он все же сумеет избежать разоблачения – подчеркиваю, временно избежать, – ему придется и дальше собирать информацию для Холли и его банды. А они с каждым разом будут требовать все больше и больше сведений. Никогда, никогда они не позволят этому человеку вернуться в мир, который когда-то был для него близким и родным, и жить спокойно. Потому что теперь этот человек- другой. Он – «крот», или, лучше сказать, раб мистера Холли. А Стив Холли, насколько я знаю эту публику, никогда не отпустит раба на свободу, никогда не позволит ему забыть о том, что он совершил…
Колин Карсвелл бросил быстрый взгляд в сторону Джилл Темплер. Она стояла прислонившись к стене и, скрестив на груди руки, в свою очередь внимательно разглядывала подчиненных.
Карсвелл едва заметно усмехнулся.
– Я знаю, моя речь похожа на выступление директора школы, который бранит учеников за то, что кто-то разбил стекло или написал на стене неприличное слово. – Он покачал головой. – Нет, господа, я говорю с вами, потому что вы должны знать, что поставлено на карту. Быть может, информация, которую кто-то передал постороннему человеку, не будет стоить жизни его товарищам, но это не значит, что мы не должны обращать внимание на подобные вещи. Будьте осторожны и всегда думайте, что вы говорите и кому. Что касается человека, который допустил утечку, то я буду рад, если он сам признается в своей ошибке. Это можно сделать сейчас или потом: я пробуду в участке еще около часа, а потом поеду к себе – мой служебный телефон вам известен… – Карсвелл снова усмехнулся. – Я хочу, чтобы этот человек знал: молчание его не спасет. Он перестанет – уже перестал – быть членом команды. Он перешел на другую сторону и стал дрессированной мышью в кармане журналиста, вот только он останется там только до тех пор, пока он будет этому журналисту нужен.
Последняя, заключительная пауза тянулась, казалось, целую вечность. Стояла мертвая тишина – никто не осмеливался ни откашляться, ни вздохнуть. Наконец Карсвелл засунул руки в карманы и наклонил голову, словно разглядывая мыски своих туфель.
– Старший суперинтендант Темплер?… – негромко сказал он. – Прошу вас…
Джилл выступила вперед, и полицейские немного расслабились.
– Пожалуйста, не думайте, что это все! – громко сказала Джилл. – Произошла серьезная утечка служебной информации, и нам надо подумать, что делать с последствиями. Во-первых, никто не должен разговаривать с посторонними на служебные темы, не проконсультировавшись предварительно со мной. Надеюсь, это ясно?…
В ответ раздался согласный гул множества голосов.
– Во-вторых…
Джилл говорила еще долго, но Ребус ее не слушал. Ему не хотелось слушать и Карсвелла, но это оказалось почти непосильной задачей. Речь заместителя начальника полиции произвела на него впечатление – Ребус не мог этого не признать. Особенно удался Карсвеллу образ вредного садового крота, не вызвавший ни одной улыбки, несмотря на всю его очевидную комичность.
Слушая Карсвелла, Ребус все внимание направил на окружавших его людей. Чувства Джилл Темплер и Билла Прайда были более или менее ясны. Для Билла дело о смерти Филиппы Бальфур могло стать превосходной возможностью отличиться, для Джилл это и вовсе было первое расследование в качестве старшего суперинтенданта… Скандал был нужен обоим как зайцу пятая нога. В целом же Ребуса мало интересовало, что чувствуют и чего боятся начальники.
Шивон Кларк была ему гораздо ближе. Речь Карсвелла она выслушала с напряженным вниманием и, возможно, извлекла из нее кое-какие уроки. Это было на нее похоже – она всегда стремилась узнавать что-то новое.
Грант Худ был еще одним человеком, который в случае скандала терял многое, если не все. Его лицо и фигура выражали крайнее уныние, и даже руки он сложил на груди так, словно готовился защищаться от ударов. Положение его было незавидным. В случае утечки информации первое подозрение всегда падало на сотрудников пресс-отдела. Именно они теснее всего общались с журналистами, вращаясь в мире, где неосторожно сказанное слово, пьяная похвальба или дружеский разговор после плотного ужина могли обернуться бедой. Но даже если Грант был ни в чем не виноват, его положение все равно оставалось незавидным. Чтобы минимизировать последствия, Джилл нужен был опытный пресс-секретарь, умеющий подчинить себе журналистов и заставить их плясать под свою дудку, даже если для этого ему пришлось бы раздавать своеобразные взятки в виде обещаний эксклюзивной информации относительно будущих результатов расследования. Грант пока подобным опытом не обладал и, таким образом, становился в лучшем случае бесполезной фигурой, которой можно было легко пожертвовать.
Потом Ребус задумался о том, насколько велик может быть ущерб. Да, теперь Сфинкс узнает то, что он наверняка подозревал с самого начала – что ему противостояла не одна Шивон, но и ее коллеги, которых она держала в курсе событий. Сейчас лицо Шивон ничего не выдавало, но Ребус не сомневался, что она уже раздумывает над тем, как справиться с возникшей ситуацией и продолжить обмен письмами с таинственным Сфинксом… при условии, что он захочет продолжать игру. Упоминание о гробиках с Трона Артура не нравилось Ребусу только потому, что в своей статье Холли назвал Джин по имени, сообщив публике, что она является «постоянно работающим в музее полицейским консультантом по этому делу». Он припоминал, что одно время Холли часто звонил Джин в музей, оставлял сообщения, предлагал встретиться. Может быть, она нечаянно сказала репортеру что-то лишнее?… Полностью такую возможность отрицать было нельзя, но Ребус считал подобное развитие событий маловероятным…