Воды любви (сборник)
Шрифт:
– Только сегодня, проездом в Париж! – сказал зазывала.
– С остановкой в Берлине, только что из Москвы! – сказал он.
– Персональное представление для президента Медведева! – сказал он.
– Контракт на выступление перед премьер-министром Италии! – сказал он.
– Невероятные превращения доктора Лоринкова! – сказал он.
– Не пропустите! – сказал он.
Прохожие, переговариваясь, шли мимо, даже не повернув головы. Перекрикивая зазывалу, в углу лунапарка визгливо шаркала метлой
Молдавия, понял зазывала.
Зрители, между тем, пусть постепенно, но собирались. В шатре было жарко, дамам выдавали веера из картона. Они складывали их в сумочки. Зазывала оглядел шатер. Публики было пятнадцать человек, включая четверых плохо воспитанных детей, один из которых, расстегнувшись, стал мочиться в углу, прямо на стул. Точно Молдавия, понял зазывала. Пошел за кулисы. В углу, в куче рваной бумаги, спал помятый мужчина с глубокими карими глазами. Еще крепкий, но уже очень уставший, в когда-то ярко-желтой майке, сейчас покрытой пятнами, и в чрезвычайно узких джинсах. По ним было понятно, какое значение он придает своему хозяйству. Огромное. Как оно само в этих джинсах, подумал зазывала с отвращением, завистью и любопытством. В целом, несмотря на попытки сохранить о себе представление как о некоем подобии секс-символа, мужчина выглядел опустившимся и обрюзгшим. Зазывала покачал головой и включил свет. Мужчина, на ощупь взял бутылку и выпил, не открывая глаз.
– Где мы сейчас? – сказал мужчина.
– На выход, маэстро, – сказал зазывала.
– Молдавия, – сказал зазывала.
– А, родина, – сказал мужчина.
– Вы из Молдавии? – сказал зазывала.
– Когда-то… – сказал мужчина, после чего прервал фразу.
Зазывала не удивился. Маэстро Лоринкову было свойственно начинать фразу, а потом замолкать, словно он увидел что-то удивительное. Так оно, кстати, и было, знал зазывала. Только никто, кроме маэстро Лоринкова, этого удивительного не видел, знал зазывала. А раз так, стоит ли беспокоиться, подумал он. Вынул бутылку из рук мужчины.
– Маэстро, зрители, – сказал он.
– Сколько их там, – сказал Лоринков.
– Пятнадцать душ, – сказал зазывала.
– Срань Господня, – сказал Лоринков.
– Дела все хуже, – сказал зазывала.
– Да и страна тут бедная, – сказал он.
– Может, я не выйду, – сказал Лоринков, глядя на бутылку.
– Мы отсюда просто не уедем, – сказал зазывала.
– Денег нет даже на бензин, – сказал он.
– А вдруг там какая-то из моих одноклассниц, – сказал Лоринков.
– Вот позору-то будет, – сказал он.
– Терять нечего, – сказал зазывала.
– Надолго мы здесь? – спросил Лоринков.
– На все лето, – сказал зазывала.
– Мы же передвижной цирк, – сказал он.
– Ну хорошо, – сказал Лоринков.
– Иду, – сказал он.
Поднялся, и, пошатываясь, пошел в шатер. Зазывала, постояв, глотнул из бутылки. Опять неразбавленный спирт, подумал он. О-ла-ла, подумал он.
Пожал плечами, и пошел в зал.
* * *
– Дамы и господа! – сказал доктор Лоринков.
– Перед вами я, маэстро макабрического стеба, певец балканской мультикульту… – сказал он.
– Фокусы давай, – сказал кто-то в зале.
– Как в кино давай, – сказали в зал.
– Про воображариум и чтоб мультики, – сказали в зале,
– Ой, я с ним в школе училась, – сказали в зале.
– Он еще у директриссы сумочку спер, – сказали в зале.
– Его потом еще из школы выгнали, – сказали в зале.
– Точно он, – сказали в зале.
– Бля, – сказал доктор Лоринков.
– Он еще и матерится, – сказали в зале.
– Здесь, между прочим, дети! – крикнул кто-то.
– Мама, мама, кули мы тут делаем, – крикнул кто-то из детей.
– Пошли в тир! – сказал кто-то из детей.
– Сынок, мы уже заплатили, – сказала мама.
– Кстати, мы заплатили, – сказала она.
– Мы ЗАПЛАТИЛИ, – сказала она многозначительно.
– А! – встрепенулся уснувший было доктор Лоринков.
– Дамы и господа! – сказал он.
– Прошу вас посмотреть сюда, – сказал он, подняв руку.
– И смотреть, не отрываясь, несколько секунд, – сказал он.
Зрители, скептически хмыкая, уставились в руку Лоринкова.
– Щас он включит фонарик и мы все сотремся в памяти, – сказал кто-то.
– Правильнее говорить, нам сотрут память, – сказал кто-то.
– Замолчите, козлы, – сказал кто-то.
– Сам козел, – сказал кто-то.
– Господа, – укоризненно сказал Лоринков.
В шатре смолкло, наконец. Все глядели на руку человека на сцене. Вдруг в ней появилось что-то, очень похожее на стилет, и правда засветилось. Большой экран погас, а потом вспыхнул, и стал похож на гигантскую глиняную табличку.
– Табло, – сказал кто-то.
– Скрижали, – укоризненно сказал зазывала, вернувшийся в зал.
Кто-то охнул. Это у одной из женщин начались схватки. А не хер брюхатой в лунапарк ходить, крикнул кто-то. Беременную вывели. Все стихли.
…доктор Лоринков начал размахивать перед собой палочкой, словно блатной – ножом-бабочкой, и на табличке стали появляться огненные буквы.
– Ле-нин-град-ские-дети, – прочитал кто-то неуверенно в зале.