Водяница
Шрифт:
– В следующий раз нескоро в вашу сторону поеду, Евдокия Андреевна. Бывайте!
Баб Дуся махнула шоферу рукой.
– То есть, у вас сюда автобусы редко ходят? – обеспокоенно спросила Гуля.
– Почти не ходят, нет надобности, – ответила баб Дуся, не глядя на Гулю.
Развернувшись, автобус уехал обратно, поднимая клубы пыли на пустой дороге. Гуля тут же оглянулась по сторонам и засмотрелась на большое озеро, раскинувшееся за деревней. Но баб Дуся не дала ей вдоволь полюбоваться видами. Она подхватила обе сумки – свою и Гулину и торопливо засеменила по дороге,
– Не отставай, Гуля! Иди быстрее! Нужно успеть добраться до дома до темноты. Очень уж не вовремя сломался автобус! – с тревогой в голосе сказала она.
Гуле очень хотелось прогуляться по деревне, размять ноги после долгой дороги, но спорить с баб Дусей она не стала. Накинув на плечи рюкзак, она взяла на руки растерянного и слегка напуганного Снежка и побежала за бабушкой, которая уже свернула с широкой дороги на тропинку, идущую между старыми деревянными домами, большая часть которых была заброшена.
– Чегой-то ты, Дуся, так поздно по улицам бродишь?
Низкий скрипучий голос донесся со двора, заросшего кустами смородины. Он принадлежал маленькой, сгорбленной старухе.
– А тебе-то что, Галина Петровна? – недружелюбно буркнула в ответ баб Дуся.
– Да ничего, интересно просто! Привезла к нам, что ль, кого?
Баб Дуся махнула рукой в сторону Гули.
– Внучку из города привезла, – крикнула она, не замедляя шага.
– Внучку? Ну и ну! Такую молоденькую – и к нам? Заскучает поди, – ответила старуха, глядя им вслед.
– У нас скучать некогда! – ответила баб Дуся и помахала соседке рукой на прощание.
Снежок гавкнул на старуху, и та, махнув на него рукой, скрылась в своем покосившемся доме.
Гуля и баб Дуся дошли до дома как раз за несколько минут до того, как темнота накрыла деревню – как будто на маленькие, неказистые домики кто-то взял и набросил сверху темное покрывало. Баб Дуся бросила сумки на пол, торопливо заперла дверь изнутри на массивный железный засов и только тогда облегченно вздохнула. Снежок тут же принялся обнюхивать новое место. Он еще не понял, что это его новый дом. Да и Гуля сама пока что этого не поняла.
Пока она снимала свой рюкзак и развязывала шнурки на кедах, баб Дуся успела обойти комнаты и плотно задернуть все занавески на окнах. После этого она зажгла две керосиновые лампы, одну оставила на кухне, а другую отнесла в маленькую комнатушку, откуда крикнула Гуле:
– Тут будешь жить, Гульнара! В этой комнатке когда-то мамка твоя жила. Теперь вот ты будешь жить…
Гуля зашла в комнату и села на край аккуратно заправленной кровати, Снежок подбежал к ее ногам и лёг рядом, тихо поскуливая. Гулю вдруг накрыло чувство, которое часто возникает в душе, когда впервые оказываешься в незнакомом месте. Чувство неуютности – как тоска, только острее и неприятнее. Гуля обхватила себя руками. Еще чуть-чуть, и она разрыдалась бы, но от тяжелых мыслей ее отвлекла баб Дуся. Она принесла старое фото в деревянной рамке и поставила его на тумбу рядом с кроватью. С фотографии широко и беззаботно улыбалась девочка – щекастая, озорная, с двумя растрепанными косами.
– Мамка твоя! – сказала баб Дуся, – такая озорница была! "Шило в попе" – так ее называли в детстве. Я ей в тот день говорю, мол, Галенька, фотограф придет, будет тебя снимать, не носись, как конь, по двору да платье новое побереги! Так она по двору-то носиться не стала, ушла тайком с ребятами на поляну, и там до того они разыгрались, что пришла она домой, а весь подол-то у нового платья рваный. Пришлось фотографу ее только по пояс снимать. Попало ей, конечно, от меня тогда!
Баб Дуся уставилась в пол, лицо ее сделалось грустным и задумчивым. Гуля накрыла ее морщинистую руку своей рукой и проговорила:
– Интересно ты, бабушка, рассказываешь. Мама мне почти ничего о своем детстве не говорила.
– Потом еще расскажу, теперь уж поздно, спать пора, – тихо сказала баб Дуся, – ох, Галенька моя, Галенька…
Гуля выждала пару минут, в течение которых баб Дуся горестно вздыхала и вытирала слезы, а потом спросила:
– За стенкой твоя комната?
– Моя. Но она всегда заперта. Не ходи туда, Гуленька. Я и мамке твоей туда ходить не разрешала. Я молюсь часто, у меня там иконы, свечи, ничего интересного. Не люблю, когда их трогают.
Гуля кивнула и усмехнулась про себя: “Бабушка-то, видать, со странностями!”
Баб Дуся встала и ушла на кухню, оставив Гулю одну. Какое-то время девочка задумчиво рассматривала потемневший от времени потолок. Потом взгляд ее скользнул по стенам, оклеенным желтыми обоями с незамысловатым рисунком. Когда-то ее мама смотрела на них. Она попыталась представить маленькую девочку с густыми каштановыми косами – Галеньку. Наверное, она так же, как Гуля сейчас, смотрела перед сном на извилистые линии и плавные переходы этого узора. Интересно, была ли она здесь счастлива? Было ли ей здесь спокойно и хорошо? Гулю немного утешала та мысль, что она теперь будет спать в маминой кровати. Может, когда-нибудь, она сможет почувствовать себя здесь, как дома?
– Ну вот, Снежок, это теперь наш дом. Привыкай, – прошептала Гуля и потрепала пса за ухом.
Снежок посмотрел на хозяйку, повел ушами и внезапно бросился прочь из комнаты с громким лаем.
– Снежок! Ты куда? – крикнула Гуля и выбежала за ним.
Но пес не унимался, лаял и лаял, прыгая передними лапами на запертую входную дверь.
– Он кого-то почуял за дверью, бабушка. Может, кошку? – сказала Гуля, – Я выйду с ним во двор, выгуляю его, заодно подышу воздухом.
Она уже собиралась отодвинуть тяжелый засов, как вдруг баб Дуся схватила ее за руку.
– Нет! – воскликнула она, и в глазах ее промелькнула тревога, – Нет там никаких кошек! Пес твой просто устал в дороге, вот и тявкает зазря. Да и ты сама устала, Гуленька. Обоим вам пора спать.
Гуля растерянно посмотрела на дверь, а баб Дуся в это время сунула сухарик Снежку в пасть.
– Ешь-ешь! Не тявкай больше! – приказала она псу.
Снежок с аппетитом съел лакомство, вернулся в комнату, запрыгнул на Гулину кровать и свернулся калачиком. Девочка удивленно наблюдала за ним. Обычно, Снежок не проявлял такого послушания.