Водяной. Книга 2
Шрифт:
– Потому что Анна – зрелая женщина, а ты молоденькая девчонка. – Мне надоело крутить, и я ответил напрямую.
– Да, тут вы правы, но частично. Анна старше меня всего на пять лет. И да, она женщина, а я девица и даже частично невинна. – Тут ведьмочка зло улыбнулась. – Вы вроде как очень мудры, но не можете сообразить, что я два месяца была рабыней. После того, как меня словно курицу ощупали и определили мою девственность, меня двенадцать раз брали так, чтобы эту самую девственность не нарушить. И потому ценить оную я перестала уже с третьего раза. А то и с первого, когда мною овладели сразу три варнака. А теперь позвольте объяснить, почему мне необходима близость с вами, князь. Меня дома ждет семья и отец, которого я очень люблю и которому, как любящая и послушная дочь, я подчиняюсь. Отец и мать меня тоже очень любят, мне страшно подумать, как они пережили мое похищение. Но мне семнадцать лет, князь. Я уже обручена и вышла бы замуж этой осенью. За человека, которого ненавижу. Отец и мать считают, что стерпится-слюбится. Но здесь иной случай. И я готова на многое, чтобы не выйти замуж за этого человека. Если я вернусь девственницей, то я точно выйду замуж. Если я даже вернусь не девицей, то, скорее всего, также выйду замуж за него же – все-таки он мой жених и также в ответе за безопасность невесты. А вот если я вернусь беременной – то свадьбы с ним точно не будет. Подарите мне часть своего времени, князь, и частицу своей плоти. Клянусь вам – я буду любить вашего ребенка, сделаю все, чтобы он вырос достойным человеком. Так поможете мне? Честное слово, я выполню любое ваше желание. Анна возражать не будет, она уже от вас беременна. – И Василиса скромно так улыбнулась, сверкнув ровными жемчужными зубами и потупив хитрые глазоньки.
А я несколько охренел от известия, что чешка от меня залетела. Это что, моя работа над совершенствованием человеческого тела таки дала результаты?
Впрочем, мое удивление – не повод для отсутствия воспитательной работы. И потому…
– Мамочка!!! – Успела пискнуть Василиса, прежде чем я поднял ее в воздух, аккуратно, чтобы не повредить, взяв за точеную шейку. Нормально так, синяки останутся, но серьезных повреждений не будет. Ну, кроме жуткого перепуга. Но это девочка заслужила. Ибо нечего к нелюди относиться с такой легкомысленной глупостью.
– Ты что творишь, глупая? Я тебе кто – старый гусар? Мне стоит чуть пальцы сжать и тобой только моих любимых рыбок кормить и останется. – Глядя в широко распахнутые глаза перепуганной девчушки, прошипел я. А после довольно грубо вломился ей в голову. Надо ж поглядеть, кого она там так ненавидит и за что.
После чего, хмыкнув, отпустил девчонку, которая шмякнулась на задницу, ибо ноги ее не держали.
– Ненавидит она… втрескалась пацанкой в соседского наследника и подглядела, как тот с вдовушкой в сеновале кувыркается. – Я поглядел на примчавшихся по моему зову русалок, на напряженно стоящих поодаль Михайлу с Акимом. – Хилола, Марина, эту красавицу взять, отвести к остальным и следить за ней. Одну не оставлять, дури может хватить и руки на себя наложит. – Я нагнулся к начавшей всхлипывать девушке. – А ты, глупая, слушай сюда. Поедешь домой и выйдешь замуж за своего красавчика-артиллериста. И родишь ему пяток детишек, и будешь счастлива. Ясно? А тех, кто тебя обидел, я запомнил. И не сомневайся, встретим их. Не я сам, так коллегам передам, посчитаемся за тебя и других девушек. Понятно?
И, махнув на разревевшуюся в голос соплячку, весело потопал к приветливо горящему огню очага в лагере. Скоро дождь начнется, надо с дровами помочь людям. Здесь-то их немного, а чинару я рубить не позволю, единственное большое дерево. Сухостои-тополя небольшие, их на день хватит, камышом вообще не протопишься. Это мне такая погода в радость, как и всякая иная, а вот для молодых женщин мокрень, да еще такая промозглая – не лучшее удовольствие. Простынут еще, не дай боги. При мыслях о богах я оглянулся и поглядел на мавзолей. Не хотелось бы…
Как я и думал, в реке нашлось множество утонувших стволов, некоторые явно древние, я их ради интереса вытаскивал на берег. Натащил немалую кучу, после чего принялся их сушить, резать гидрорезкой и складировать под камышовым навесом, что сплели девчонки-китаянки.
– Княже, тут на зимовку паре хуторов хватит, не то что на пару дней. – Михайла оглядел получившуюся поленницу. Впрочем, поглядел на хлещущий дождь и согласно кивнул. – Но лучше с запасом, промозгло тут.
Впрочем, в самом лагере было достаточно уютно. Борта вытащенных на берег каюков защищали от ветра, прочные навесы от дождя, постоянно горящие костры давали немало тепла – так что все были довольны и согреты. Даже небольшие распевки девушки устроили, прищелкивая пальцами и хлопая в ладоши. Пели по очереди – на русском, китайском и узбекском. Василиса вроде как отошла, пела вместе с купчихами. И слава богам. Сыты, в тепле, в относительной безопасности, отдыхают девчонки. Да и мужики с бабами тоже особо не перенапрягаются, всего-то дел – огонь поддерживать и варево варить.
Когда все уснули, а в лагере остались бдящими кроме меня и русалок два караульных и Михайла, я позвал с собою казака и направился к мавзолею.
– Батюшки святы, что ж это такое? – Михайла перекрестился, пораженно глядя на омытую дождем мраморную террасу, засыпанную мокрой землей и песком. Кстати, ни на здании, ни на этой земле не было растений. Вообще не было. Да и помета птиц на мраморной крыше мавзолея также не было. Вот песок был, им водостоки были основательно забиты, а потому с крыши вода текла по нескольким проложенным ею водопадам. А это не очень хорошо, здание рушит. Но это же вода?
Сосредоточившись, я хоть и с трудом, но взял эту воду под свой контроль. Очень мощные помехи, надо сказать. И какое-то время я молча трудился, прочищая стоки, пробивая по новой отводы и каналы, занесенные за тысячелетия. Да и землю смыл с террасы, очистил вход. Заодно как следует все вымыл и отполировал. И сейчас здание храма сияло в отблесках наших костров мокрым мрамором.
И еще – кувшинов с нашим подношением не было. А внимательная настороженность сменилась благорасположением.
– И все-таки, княже. Что это? – За все время моей работы, то есть почти два часа, Михайло стоял, молча и почти недвижимо, просто наблюдая. И только сейчас позволил себе повторить вопрос.
– Не знаю. Какой-то храм древних богов, Михаил. Очень старый, времен Александра Македонского. Мир им. – Я чуть поклонился, ибо спина не переломится, и, развернувшись, пошел обратно к лагерю. Казак, поклонившись много глубже и перекрестившись, потопал за мной.
Собственно, я Михаила сюда потащил, чтобы проверить, насколько эффективен скрыт у этого храма. Ну, или мавзолея. Как оказалось, весьма эффективен. Отвод глаз работает практически до самой террасы. Казачина пару раз вообще чуть не отвернул, приходилось его за шиворот придерживать. Кто-то ставил очень и очень умелый. Но времени прошло очень много, раньше граница скрыта была еще больше, фиг бы кто свернул сюда. Интересно, это специально для меня сделано или у меня мания величия? В любом случае, интересно.
В лагере было тихо. Даже Василиса спала, как мышка, наревевшись досыта. Анна тоже сопела, так что я ее трогать не стал. Но завтра надо серьезно поговорить. Если эта барышня от меня залетела… нет, конечно, руку и сердце предлагать не буду. Но обеспечить ребятенка смогу и сделаю это. И постараюсь пригляд организовать. Но есть одна серьезная проблема – Анна очень гордая женщина. И беременные бабы – народ, свихнутый практически с момента обнаружения этой беременности. Короче, придется быть очень аккуратным. А я привык переть напролом, ибо сила есть – ума не надо.
Непогода разыгралась всерьез. Утром ветер усилился, женщины сидели вдоль длинных костров, кутаясь в одеяла и парусину. Вот молодцы Михайла и Аким, очень здравый совет подали. Не запаслись бы этим тряпьем – зубами б дамочки поклацали. А так просто неудобно. Но горячая еда и питье здорово помогают, уж с этим никаких проблем. Я оленя притащил, взял нехилого рогача на том берегу. Ради охотничьего интереса скрал по-взрослому, подпустил на выстрел и убил пулей из штуцера. Сейчас в котлах булькает густейшее варево, суп из оленины с рисом и специями. Духман прет чуть ли не на всю реку. Хорошо, что Сырдарья пустая, унюхать особо некому.