Военная контрразведка. Вчера. Сегодня. Завтра
Шрифт:
– И такой локальный конфликт зреет в Берлине? – предположил Матвеев.
– Все идет к тому, – подтвердил Фридерикус и сообщил: – В настоящее время ЦРУ и СИС приступили к выполнению своей части плана Dropshot – «Дропшот».
– В какой форме и как?
– Со вчерашнего дня в Восточный Берлин внедрены группы провокаторов.
– Сколько их, и кто в них входит?
– Не меньше двух десятков. Костяк составляют бывшие эсэсовцы, члены антисоветских организаций: НТС, Восточного бюро и Союза немецкой молодежи. Они вооружены стрелковым оружием.
– Какова их задача?
– Спровоцировать участников забастовки на массовые беспорядки.
– Той, что проходила на Сталиналле?
– Да.
– Вряд ли это удастся.
– Иван, все очень серьезно! Очень! Завтра их будут десятки тысяч! – горячился Фридерикус.
– Ты хочешь сказать, их поддержат провокаторы из Западного Берлина?
– Да! Да! Со вчерашнего дня ведется формирование штурмовых отрядов. Они комплектуются бывшими нацистами, действующими немецкими полицейскими и безработными. За участие в погромах и в беспорядках их участникам обещано по 75 марок, безработным – два пособия по безработице, пострадавшим – лечение в клиниках.
– Ну негодяи! Ну негодяи! И когда этот сброд бросят на Восточный Берлин?
– Все зависит от развития ситуации. Обозначен крайний срок, 16 июня. И еще, это касается Джона Краузе. О нем я уже сообщал.
– Да, помню. Матерый зверюга, специалист в области диверсий и терактов.
– Так вот, в лагере особого назначения он уже больше недели занимается подготовкой спецгруппы.
– Для проведения диверсий? Где? Когда?! – торопил с ответом Устинов.
– Не знаю. Информация по группе строго засекречена. А мои отношения с Краузе не располагают к откровенности.
– Но группа – она же не иголка в стоге сена! Кто-то что-то сказал. Кто-то что-то видел. Должен же быть какой-то след. Его надо найти! Надо, Генри!
– Я постараюсь.
– Только будь осторожен.
– О’кей.
– Следующую встречу проводим по ситуации. Условный сигнал, как обычно, на остановке, – предложил Устинов.
– О’кей, – согласился Фридерикус и, отказавшись от кофе, поспешил на выход.
Устинов, проводив его до двери, возвратился в комнату и не находил себе места. Информация агента требовала немедленных действий. С трудом высидев положенные инструкцией по конспирации пятнадцать минут и убедившись в отсутствии слежки, Устинов покинул явочную квартиру, через запасной выход вышел на улицу и поспешил в управление.
Время было позднее. На месте находились только дежурная служба и охрана. Вид Устинова говорил сам за себя. Дежурный по управлению не стал задавать лишних вопросов и направил посыльного на квартиру начальника – Николая Железникова. Тот не заставил себя ждать. Вместе с генералом Устинов поднялся в кабинет и доложил информацию, представленную Фридерикусом. Она заставила Железникова забыть о сне. Он распорядился немедленно подготовить шифровку в Москву.
Глубокой ночью с грифом «Особой важности» и пометкой «Только лично» она была направлена на имя начальника 3-го управления (военная контрразведка) МВД СССР генерал-полковника Сергея Гоглидзе. Утром ее расшифровка лежала у него на столе. Через несколько минут с содержанием спецсообщения Железникова ознакомился первый заместитель Председателя Совета министров СССР, Министр внутренних дел СССР, всесильный Лаврентий Берия. Он оказался перед сложным выбором. В те дни его борьба с Первым секретарем ЦК КПСС Никитой Хрущевым за власть над партией и огромной страной обострилась до предела и грозила перерасти в вооруженное противостояние. Поэтому, ограничившись общими указаниями: «товарищу Гоглидзе обеспечить непрерывный контроль за оперативной обстановкой в ГДР и не допустить массовых беспорядков», Берия сосредоточился на схватке с Хрущевым.
Тем временем события в далеком Берлине развивались по тому сценарию, о котором предупреждал Фридерикус. С каждым часом они приобретали все более угрожающий характер для властей Восточного Берлина.
13 июня забастовку строителей со Сталиналле поддержали на ряде других столичных предприятий. Функционеры правящей в ГДР партии СЕПГ по-прежнему вяло реагировали на происходящее. Зато в западных секторах Берлина не дремали. Десятки антисоветских организаций, пригретых западными службами, ждали только повода, чтобы, спустя несколько месяцев после смерти Сталина, проверить твердость политической воли новых советских вождей и испытать на прочность созданную им гигантскую империю. По замыслу организаторов, «восстание в Восточном Берлине» должно было разбить вдребезги «рекламную витрину» системы социализма – ГДР – и доказать его несостоятельность.
В течение 13–14 июня митинги в Восточном Берлине продолжались и приобретали все более массовый характер. Пока их участники не шли дальше требований об отмене постановления правительства ГДР «О повышении норм выработки строительным рабочим на 10 %». Премьер-министр Гротеволь и партийные функционеры горкома СЕПГ Восточного Берлина отреагировали на них пустым решением: «О проведении утром 16 июня разъяснительной работы среди рабочих».
Наступивший пасмурный, но теплый день не предвещал бурных событий. Несколько мелких краж и хулиганств, произошедших за ночь в Восточном Берлине, вполне укладывались в рамки дежурной полицейской статистики. На улицы, как обычно, первыми вышли дворники, заработало метро, открылись магазины, к проходным заводов потянулись рабочие. Лишь на Сталиналле и Фридрихсхайне толпы строителей, как растревоженный пчелиный рой, гудели у проходных и с нетерпением ждали ответа власти на свои требования. Городское и высшее руководство СЕПГ продолжали хранить гробовое молчание. МГБ и Народная полиция по-прежнему выжидали и не решались производить аресты и задержания активистов рабочего движения.
Время ультиматума, установленное манифестантами для власти, истекало. Не получив ответа, они в 11:30 выстроились в колонну, развернули плакат «Мы требуем снижения норм» и направились к Дому правительства. По пути толпа увеличивалась подобно снежному кому. К магистратуре подошло не менее пяти тысяч человек. Воздух сотрясли гневные возгласы: «Мы рабочие, а не рабы!», «Долой нормы!»
Растерянный лепет представителей горкома СЕПГ, вышедших к рабочим для проведения «разъяснительной работы», только еще больше распалил их. Манифестанты двинулись дальше по Лейпцигерштрассе к Дому правительства. Дорогу им преградил полицейский заслон. Рабочие остановились, враждебно поглядывая на таких же, как и они сами, немцев, но не решались прорвать оцепление.
К манифестантам обратились министр тяжелой и горнорудной промышленности Зельбаум и статс-секретарь министерства строительства Вольф. Они пытались довести до бурлящей от негодования толпы запоздалое решение Политбюро ЦК СЕПГ, отменяющее злополучное постановление правительства ГДР от 28.05.1953 года «О повышении норм выработки строительным рабочим на 10 %». Манифестанты не захотели их слушать, принялись свистеть и бросать камни. Двоих полицейских, попытавшихся навести порядок, жестоко избили. И только после выступления секретаря Берлинского горкома СЕПГ по пропаганде Брандта толпа угомонилась и стала расходиться. К вечеру обстановка в Восточном Берлине, казалось, нормализовалась. В этом верховная власть ГДР жестоко обманулась.
16 июня с восходом солнца из той части города, что находилась под контролем западных оккупационных войск, в воздух поднялись сотни воздушных шаров с листовками, в них содержались призывы к восстанию. Пропитанные ядом ненависти и вражды, они усыпали восточные земли Германии. Позже, на Потсдамербрюкке, перед биржей труда собралась разношерстная толпа безработных. К ней присоединились провокаторы и штурмовики, подготовленные западными спецслужбами. В 8:30 к сборищу подъехали три легковые машины, из них вышли американские офицеры.