Военное дело чукчей (середина XVII—начало XX в.)

Нефедкин Александр Константинович

Русские деревянные остроги или полевые «вагенбурги» из нарт чукчи обычно не штурмовали. Иногда они, имея численное превосходство, располагались лагерем вблизи и пытались нанести врагу наибольший урон стрельбой из луков (Словцов 1886. Кн. 2: 79). Причем большие надежды чукчи возлагали на саму внезапность нападения, а не на осаду [76] . Подобный способ действия был вызван, с одной стороны, превосходством русского огнестрельного оружия, а с другой — обычным недостатком продовольствия, который сказывался весьма скоро. Цель такого нападения предельно ясно сформулирована в документе, рассказывающем о нападении чукчей на Нижнеколымское зимовье в 1685 г., — казаков победить, аманатов распустить, а казну разграбить (ДАЙ. 1867. Т. X, № 78-Х: 357).

76

Отметим, что коряки были более искусны по части осады русских острогов. Так, в 1745 г. они сначала попытались атаковать Акланский острог, но, потерпев неудачу, осаждали его пять месяцев (Окунь 1935а: 51).

Если поблизости не было укрепленных самой

природой мест, то чукчи при необходимости использовали полевые укрепления. Такое случалось нечасто, главным образом тогда, когда нельзя было откочевать по снежному покрову или когда, наоборот, они шли походом (Сгибнев 1869: 15). Причем и для этого укрепления выбирали место лучше защищенное, возвышенное (Меновщиков 1985. № 127: 310). При угрозе нападения чукчи обносили стойбище забором из связанных между собою нарт, обсыпая их землей и покрывая шкурами. Вот как описывают сотники анадырской команды такое укрепление (июнь 1731), говоря, что казаки дошли до «острожку, который был построен из их езжалых аргышных [грузовых. — А. Н.] санок и моржовой кожи и обсыпан каменьем, кочками и песком, кругом увязан ремнями, и в том острожке было юрт до осьми» (КПЦ. 1935. № 59: 159). К сожалению, анализируемый документ не сообщает о штурме казаками этого укрепления, кратко говоря, «кои [яранги. — А. Н.] разорили и сожгли». Таким образом, перед нами своеобразный «санебург», сделанный из подручных средств — стоящих, по-видимому, вертикально и связанных между собой нарт, которые для прочности присыпали камнями и дерном. Хотя может показаться, что для возведения подобного укрепления потребовалось бы слишком много нарт, примерно несколько сот (по моим подсчетам, примерно 500, ведь диаметр одной яранги был порядка 10 м), однако вспомним, что у каждой семьи было множество нарт различного вида. Так, капитан И. Биллингс упоминает, что при перекочевке (1791) кладь от двух яранг заняла у чукчей 126 нарт (Этнографические материалы… 1978: 55). Возможно, подобное укрепление произошло из простого загона для оленей в форме полукруга, который делался из поставленных вертикально ездовых нарт с грузом и был предназначен для отлова из стада упряжных и жертвенных оленей (Орловский 1928: 65-66; Антропова 1947: 65; 1957: 224-225; Архинчеев 1957: 61; Кузнецова 1957: 294). Менее вероятно, что такое укрепление произошло из обычая обставлять ярангу связанными друг с другом нартами для придания ей устойчивости на ветру (Богораз 1991: 103, 110). Естественно, при снятии угрозы нападения на стойбище данный забор разбирался. Следовательно, это укрепление нужно расценивать как временное полевое. Подобное укрепление было присуще не только чукчам, его применяли и оленные коряки (Богораз 1934: 171; Тан-Богораз 1979: 28).

Если чукчи неожиданно встречали в пути более сильного противника, то они могли просто составить из нескольких нарт своеобразную стенку, из-за которой оборонялись, стреляя из лука (Богораз 1900. № 15: 92). Это уже чисто полевое укрепление.

Итак, мы видим, что у оленных чукчей, как и у кочевников вообще, фортификационные навыки не были развиты. Военные действия были маневренными, рассчитанными на внезапность, даже несмотря на традицию объявления войны. Применялись только временные убежища, как природные, так и искусственные, ведь военные действия не были рассчитаны на долгосрочную осаду или оборону — сами суровые природные условия, нехватка продовольствия препятствовали этому. Убежища строились только в случае непосредственной угрозы со стороны врагов. Для их возведения использовался не какой-то специальный материал, а подручные средства: нарты, шкуры, камни, дерн. Само же стойбище вместе со стадами старались увести на это время в безопасное место. Из убежища предпочитали обороняться, когда у врагов было подавляющее численное превосходство, в противном случае этос требовал встретить врага в поле. Оборону вели с помощью стрельбы из лука из-за укрепления, старались нанести большой урон противнику и заставить его отступить. Главным способом овладения укреплением был штурм, который или велся по всему периметру укрепления, или направлялся на наиболее уязвимый участок обороны. Никаких специальных осадных орудий или оружия не существовало. Их недостаток компенсировался обилием различных хитростей во время осад. После ухода противника укрепление демонтировалось. Встреча с русскими, обладавшими огнестрельным оружием, наложила на осадное дело чукчей определенный отпечаток. В частности, стали использовать осадные щиты. Однако в целом осада и оборона у чукчей была схожа со способами, применяемыми соседними народами (эскимосы, коряки, юкагиры, а также ительмены), даже каких-то особых черт, присущих одним только оленным чукчам, нельзя выделить — разница была лишь в их комбинациях и распространении. Естественно, в наибольшей степени схожесть осадного дела наблюдалась у соседей-врагов, коряков и оленных чукчей.

Осада и оборона у оседлых чукчей и азиатских эскимосов

Поскольку приморские чукчи заимствовали практически всю свою материальную культуру от эскимосов, то целесообразно и фортификацию обоих азиатских этносов рассматривать вместе. Искусство фортификации не было особо развито у приморских жителей, хотя и стояло на более высоком уровне, чем у кочевников, но все же оседлые жители подчас создавали стационарные укрепления. Стратегия также не была рассчитана на долговременную осаду. Нападения можно было ожидать как с суши, откуда, в основном зимой, приходили отряды чукчей, коряков или русских, так и с моря, где летом появлялись либо казаки на своих стругах, либо на байдарах враждующие с поселком местные жители. Нападающие же рассчитывали на неожиданность своего появления и молниеносность атаки, поэтому высадившиеся на берег и нападали на селения обычно на рассвете, в утреннем тумане (Меновщиков 1985 №:133: 326). Для нападения могли специально выбирать время, когда основная часть мужчин была на охоте и, соответственно, в поселках защитников не было (Бабошина 1958. № 67: 166).

Уже само поселение строилось на удобном месте: на возвышенности, на выступающем в океан мысу, с которого легче было обороняться, обнаружив подход врага, и, с другой стороны, удобнее разглядеть добычу в море (ср.: Бахтин 2000: 124).

Тут компактно и размещались жилища (Коцебу 1948: 98; Бабошина 1958. № 67: 166; Мерк 1978: 106; ср.: Нордквист 1880: 97-103; Богораз 1909: 178; Меновщиков 1985. № 133: 326). Кроме того, для самих полуземлянок, по возможности, выбиралось укрепленное природой место (Меновщиков 1959: 25; Мерк 1978: 106; Орлова 1941: 210). Как отмечает А. Е. Норденшельд (1936: 305), яранги часто располагались «на узких перешейках, отделяющих прибрежные лагуны от моря» (Словцов 1869: 28). По наблюдениям И. И. Крупника (1989: 35-40), эскимосское селение обычно располагалось на удобном для морской охоты месте — галечной косе, отделявшей море от лагуны, рядом со скалистым мысом. Подобное расположение предназначалось также для обороны как от нападающих с суши, так и от пришедших на байдарах. Летние же палатки в начале XX в. находились у самого моря (см.: Богданович 1901: Табл. III; XIV). Причем даже если человек опасался своих односельчан, то он устанавливал свое жилище на возвышенности (Айвангу 1985: 58).

Для защиты от нападения со стороны моря байдары ставили на берегу в линию, а за ними клали оружие, возводя, таким образом, некий вид укрепления (Коцебу 1948: 100). При угрозе со стороны чужеземцев часовые стояли и у готовых к спуску на воду байдар, и у яранг, наблюдая за действиями чужеземцев, прибывших в селение (Лазарев 1950: 203).

При непосредственной угрозе нападения эскимосы сооружали и/или ремонтировали крепости (Меновщиков 1985. № 132: 321-322), а на возвышенностях с той стороны, откуда ожидалось нападение, расставляли часовых (Меновщиков 1985. № 127: 307; № 132: 322-323). На близлежащей возвышенности возводили крепость, где при нападении врага могло укрыться все население поселка. Наиболее простой и, соответственно, быстро сооружаемый вид укрепления состоял из стен, сделанных из натянутых моржовых шкур, в которых копьем прокалывали небольшие бойницы (Меновщиков 1985. № 132: 323). В показаниях «чукотской девки Иттени», американской эскимоски, об устройстве подобного укрепления отмечается: «…а как узнают о неприятеле, то защиту делают противу жила из нерпечьих кож» (1763 г.; КПЦ. № 72: 187). Хотя речь идет о жителях Аляски, но тип укрепления тот же (Burch 1974: 8; 1998: 104, 228; Malaurie 1974: 145; Sheppard 2002: 9).

С целью затруднить подходы к жилью на дороге, по которой, как предполагали, пойдут враги, могли устанавливать колышки, ранившие их ноги (Козлов 1956: 62; Меновщиков 1988. № 96: 221; Митлянская, Карахан 1987: 109; ср.: Шнирельман 1994: 107 (эскимосы)). Вероятно, это было эскимосское приспособление, которое активно применяли на Аляске, где группы колышков из костей карибу и китового уса втыкались в подходящих для заманивания врага местах (Burch 1974: 8; 1998: 93). Похожее приспособление чукчи употребляли на медвежьей охоте, где оно представляло собой деревянную пластину с четырьмя шипами (Богораз 1991: 80. Рис. 51Ь).

Существовали и более капитальные стационарные каменные крепости (по-эскимосски умкы), которые служили временными убежищами для жителей поселка (Богораз 1900. № 146: 389; ср.: № 128: 332-333). Крепость науканских эскимосов была сложена из камней, высотой она была чуть более роста человека. В стене имелись два вида бойниц: узкие щели для стрельбы из лука и большие для сброса камней. Вход закрывался загородкой и каменной плитой (Меновщиков 1987: 171, примеч. 3). На горе Сенлук, между Науканом и Уэленом, на высоте более 50 м на седловине расположена площадка 55-60 на 105-110 шагов, она обнесена с двух не защищенных обрывами сторон сложенными из местных камней без раствора стенами, шириной 1,5-2,0 м и высотой в настоящей сохранности около 1 м. На этой площадке располагались семь полуземлянок и несколько круглых жилищ (Диков 1958: 41; 1977: 173). Как отмечала Е. П. Орлова (1941: 210), еще в 1931 г. именно жители Наукана обкладывали свои дома почти до крыши камнем-плитняком (ср.: Обручев 1933: 162; Митлянская, Карахан 1987: 56-57) [77] . А в Наукане мы находим своеобразные круглые жилища диаметром 7 м, сложенные из двух рядов камней (Членов 1988: 72). Подобные сооружения в форме разомкнутого круга из сложенных камней мы видим и на гравировке клыков, выполненных жителями Чукотки (Антропова 1957: Рис. 34; Широков 1968: Рис. 7).

77

Оседлые коряки обкладывали камнем свои летние жилища, по словам Я. И. Линденау (1983: 108), для защиты от зверей.

Во внутренней части мыса Чаплина в трех километрах от остатков эскимосского селения Униырамкыт на высокой сопке Гуйгунгу также сохранилось подобное укрепление, примерно датируемое XVIII в. Оно представляет собой плоскую площадку овальной формы шириной 20-50 м и длиной 70 м, обложенную сплошной стеной высотой 1,0-1,5 м из необработанных камней со входом с западной стороны. В центре укрепления на небольшой естественной возвышенности имеется «донжон», невысокая круглая башня (Арутюнов, Крупник, Членов 1982: 72-74. Рис. 61).

Стена эскимосского укрепления на высокой сопке Гуйгунгу.

Мыс Чаплина. Воспроизведено по: Арутюнов, Крупник, Членов 1982: 73, рис 61

Другой вид укреплений сохранился на том же мысе Чаплина на вершине невысокой сопки Рыгнахпак. В настоящее время укрепление не представляет собой единого целого, оно состоит из серии отдельных уголков-ячеек, выложенных из необработанного камня, и переходит на юго западе в окоп. Неясно, соединялись ли эти уголки стенами из шкуры и была ли это сплошная крепость. Посередине сооружения, на вершине гребня скалы, находилась невысокая круглая башня из камней. Из данного укрепления хорошо просматривались окрестности, как предполагают, оно служило для наблюдений (Арутюнов, Крупник, Членов 1982: 72). Однако для того чтобы выслеживать врага, строить укрепления не обязательно. Более вероятно, что оно служило местом обороны, ведь даже если не было сплошных стен, то из-за уголков можно было вести перекрестный огонь по врагу и тем самым не допустить его к укреплению. Башня же была последним оплотом обороняющихся.