Военное дело древних персов
Шрифт:
Немного можно выявить из текста памятника сведений о военной музыке. Перед отправлением в поход и, скорее всего, в походе войско бьют в барабаны, играют на флейтах и трубах в форме бычьего хвоста (§ 26). В самом бою звуки музыкальных инструментов не упоминаются. Отметим, что именитые иранцы обучали детей верховой езде, стрельбе из лука, игре на музыкальных инструментах и произнесению ритуальных молитв [21] . Видимо, многие мужчины умели играть на инструментах, отсюда и возникла фраза об игре перед царским дворцом. Видимо, сигналы музыкальными инструментами еще не использовались в ходе битвы для подачи тактических сигналов – военное развитие еще не достигло такого уровня. Вместе с тем Фирдоуси (IV, 2317, 2347) упоминает кимбалы для управления боем [22] . Как представляется, музыка должна была придать духу войскам накануне похода. Фирдоуси также говорит о многочисленных знаменах, принадлежащих царю (IV, 2348, 2405, 2497, 2822–2824), военачальникам (IV, 2362, 3228–3229) и отрядам (IV, 2414). Однако вряд ли уже в это время существовала такая развитая система, обозначавшая местоположение человека или отряда в строю и на поле боя, скорее всего, – это поздняя реминисценция.
21
Амбарцумян А. А. Некоторые военные реалии… С. 71.
22
Ср.: Никоноров В. П. Парфянские
Противники условливаются выбрать для боя равнину, на которой было удобно развернуть войска (§ 19). Выбор места и времени противостоящими сторонами – это характерный элемент «войны по правилам», которую обычно ведут между собой соседние племена, знающие своего противника и его тактику. Фирдоуси (IV, 2657–2659, 2721) также сообщает, что войско выступало утром, тогда же начинался бой. Этот же обычай сохранился в Ахеменидскую эпоху и позднее (Xen. Anab., III, 4, 35; Plut. Anton., 47; Hdn., IV, 15, 1; 4; Procop. Bel. Pers., I, 13, 19). Царь со свитой и гвардией становится на холме (§§ 69, 111; ср.: Фирдоуси, IV, 2696–2697: царь на троне на холме). Позднее и мидийские, и ахеменидские, и сасанидские правители руководили боем с возвышенности. Если в сказании данная деталь не анахронизм, то это показывает высокую организацию военного управления. Царь сам не бросается в бой и не теряет, таким образом, контроля над управлением армией, он руководит битвой, посылая в бой своих полководцев. В племенных же обществах, как правило, правитель сам сражается. Кроме того, рядом с царем находился значок, который показывал воинам месторасположение предводителя и воодушевлял их на борьбу, поскольку они видели, что значок стоит, значит, царь жив и думает о них (Фирдоуси, IV, 2405, 2497, 2822–2824; ср.: § 93). Согласно Фирдоуси (IV, 2822–2824) царское знамя располагалось на слоне, очевидно, для лучшего распознавания воинами.
О построении войск «Сказание» нас не информирует, но, по-видимому, войско было разделено на три отряда: правый и левый фланги и центр. Такое построение характерно для Ахеменидской эпохи (Xen. Anab., I, 8, 22; Arr. Anab., II, 8, 11). К такому выводу можно прийти на том основании, что в ходе битвы упоминаются три военачальника. Зарер, как командующий, должен был руководить центром – наиболее важным участком строя (ср.: § 70). Флангами же руководят Спандьяд и Грамиг-кард. Причем можно предположить, что после гибели Зарера Спандьяд принял командование и над центром войска, которое он позднее передал сыну Зарера Баствару (§ 111). Фирдоуси (IV, 2353–2356, 2679–2690, 2700–2721, 3236–3239) неоднократно упоминает два фланга и центр войска.
О тактике боя мы можем судить лишь по некоторым пассажам «Сказания». В тексте, как и в эпосе вообще, действие ведут герои, которые сражаются между собой (§ 73–105). Фирдоуси (IV, 2731, 2777–2782, 2850–2854) также акцентирует свое внимание на конных поединках героев. Они сначала сражаются стрелами, а затем оружием ближнего боя (Фирдоуси, IV, 3204). Бой в основном шел метательный: стреляли из лука, ибо когда был убит Зарер, умолкли крики и хлопки луков (§§ 75–76; ср.: Фирдоуси, IV, 2732–2739). Следовательно, можно полагать, что противники, находясь на значительном расстоянии друг от друга, перестреливались, тогда как некоторые лихие всадники или конные отряды в это же время атаковали врага и завязывали стычки. Возможно, когда кончались стрелы, завязывалась рукопашная (ср.: Hdt., I, 214). Однако до этого, судя по всему, дело не дошло. Спандьяд, оставив часть войск Баствару, атаковал холм, где находился царь хйонов Арджасп, сбивает последнего с холма и гонит по равнине на отряд Грамиг-карта, который, в свою очередь, бьет их и гонит на силы Баствара. В результате этого вражеское войско побито, а неприятельский царь взят в плен (§§ 111–112). Данный маневр напоминает действие на охоте, когда люди гонят зверя в сторону охотников. Возможно, действительно эранцы, как и другие народы с традиционной культурой, использовали свои охотничьи навыки в военном деле. Вместе с тем данная тактика требует координации действий отрядов, о чем командиры Виштаспа могли договориться заранее. Главный удар наносился на царский отряд противника. Цель удара ясна – лишить вражеское войско главы, чтобы оно потеряло управление, а воины, пав духом, бежали, как обычно и случалось с азиатскими войсками после смерти предводителя.
«Сказание о Зарере», как эпический памятник, концентрирует свое внимание на подвигах и поединках героя, тогда как остальные войска составляют лишь фон, на котором действуют витязи, возможно, поэтому в бою не упоминаются рода войск, о которых говорится на марше. В бою действуют конница и, скорее всего, пехота. Уровень военной организации эранцев, представленной в тексте, высок: царская власть выступает организующей и направляющей силой, набирающей ополченцев и расставляющей командиров. В целом все это характерно для государственного образования. Впрочем, возможно, что некоторые детали эпоса являются сасанидскими интерпретациями и переложениями древних преданий. В первую очередь это касается слонов, некоторых предметов вооружения, которые прежде всего должны быть понятны пишущему и читающему текст. Однако значительный, а скорее всего, основной блок информации представляет нам военное дело ираноариев, живших в первой трети I тыс. до н. э. в области, весьма отдаленной от центров мировой цивилизации. Об этом же свидетельствуют упоминания железа как металла, с которым сравниваются копыта коней (§ 48), и стали для выделки клинкового оружия.
II. Древнеперсидская женщина на войне [23]
Гендерные проблемы в последнее время приобрели особую актуальность. Женщины соперничают с мужчинами практически во всех сферах жизнедеятельности общества, но не в действующей армии, где, как и сотни лет назад, господство мужчины абсолютно. Подобное положение было и в древнем Иране – этому малоизученному сюжету и посвящена данная работа.
Древнеиранский мир отчетливо делился на две части, на кочевые и оседлые этносы. У номадов высокое положение женщины держалось на той важной роли, которую она занимала в хозяйстве. В древневосточных деспотиях женщина занимала не столь значимое положение в обществе, рассматриваясь главным образом в знатных семьях как приложение к мужчине. Однако даже при таком социальном статусе она могла оказывать огромное влияние на мужчин, будучи любимой женой, матерью или сестрой. Естественно, это не исключало попадания в дисфавор. Женщина могла влиять на ход военных событий, не только нашептывая мужчине советы, но и реальными героическими деяниями, однократными или перманентными, и даже службой в армии. Настоящая статья как раз и посвящена выявлению в источниках немногочисленных случаев участия женщин в кампаниях и рассмотрению различных форм этого участия у древних персов.
23
Опубликовано в: Stratum plus. Кишинев, 2010. № 3. С. 131–139. В текст внесены некоторые дополнения.
У ираноязычных кочевников середины I тыс. до н. э. представительницы слабого пола иногда стояли во главе своих народов как в мирное, так и в военное время. Достаточно вспомнить сакскую правительницу Зарину, царицу массагетов Томирис и сарматов – Амагу. У савроматов в военных действиях принимали участие девушки, по-видимому, проходя обряд инициации (Nic. Damas. Paradox. ethn., 21). Персидские же девушки непосредственного участия в боевых действиях не принимали. Уже в иранском эпосе участие девушек в бою рассматривалось как ненормальное явление [24] . Впрочем, в эпосе девушка, облачась в доспехи воина и спрятав косу под шлем, могла вступать в поединок с богатырем, как это сделала Гордаферид, дочь князя Белой Крепости в Иране. Она, вскочив на коня, вступила в копейный поединок с богатырем Сохрабом, сыном Рустама. Вероятно, сцены из подобных эпических сказаний изображены и на фресках Пенджикента первой четверти VIII в., где показаны поединки женщины с мужчиной [25] .
24
Фирдоуси. Т. II, c. 26, стрк. 618–640; Т. IV, с. 447, стрк. 20229–20231. Использовалось издание: Фирдоуси. Шахнаме / пер. Ц. Б. Бану-Лахути, В. Г. Берзнева (только Т. IV). Т. II, IV. М., 1989, 1994.
25
Фирдоуси. Т. II, c. 23, стрк. 543–590; Беленицкий А. М. Монументальное искусство Пенджикента: живопись, скульптура. М., 1973. С. 47–48.
Царица во главе восточной деспотии – это скорее исключение, чем правило, относящееся у древних персов к легендарным временам. Воинственные правительницы известны нам по античным источникам, это – легендарные Атосса и Родогуна. О первой анонимное сочинение «Находчивые и мужественные в военных делах женщины» рассказывает (Anon. De mul. virt., 7) [26] : «Она, воспитанная своим отцом Ариаспом как мужчина, – говорит Гелланик, – наследовала царскую власть. Скрывая женские мысли, она первой придумала носить тиару, первой же – и штаны, и услуги евнухов, и посредством книг давать ответы. Подчинив же многие народы, она стала во всех делах самой воинственной и мужественной». Как видим, сказание об Атоссе было весьма древним, ведь о нем рассказывал еще логограф Гелланик Мителенский, живший в V в. до н. э. и написавший многочисленные мифологические и этнографические сочинения. Климент Александрийский прямо указывал на Атоссу как на царицу персов (FGrH. Tl. I. № 4. F. 17b. S. 149). Сопоставить эту правительницу с другими историческими или даже псевдоисторическими персонажами, известными нам, представляет значительные трудности. Так звали покровительницу Зороастра, жену и сестру Виштаспы, отцом которой был Аурватаспа, однако она в иранской традиции не наделена никакими воинственными чертами, хотя при этом является персонажем, наиболее близким к античной традиции. Данным же именем звалась дочь Кира II, супруга Дария I и мать Ксеркса, которая обладала большим влиянием при дворе (Hdt., VII, 3). Впрочем иногда древние сопоставляли персидскую Атоссу не с персидской, а с наиболее знаменитой ассирийской царицей, воинственной Семирамидой, как это делал автор рубежа эр Конон (FGrH. Tl. I. № 26. F. 1. IX. S. 193) [27] .
26
Подробнее об этом сочинении см.: Нефёдкин А. К. Анонимное сочинение «Находчивые и мужественные в военных делах женщины» // Полиэн. Стратегемы / под общ. ред. А. К. Нефёдкина. СПб., 2002. С. 569–572.
27
Gauer F. Atossa 4 // RE. Bd. II. Hbbd. 4. 1896. Sp. 2134; Дандамаева М. М. Легенда о трех ассирийских владыках (Ранняя греческая традиция о Нине, Семирамиде и Сарданапале) // ВДИ. 1995. № 4. С. 20–22.
Статуя Родогуны из парфянской Старой Нисы. Ашхабадский исторический музей. Воспроизведено по: URL:(дата доступа: 20.02.2019).
Другой героиней античных легенд была Родогуна, о которой сохранилось большее количество упоминаний в греческих источниках. Тот же аноним (De mul. virt. 8) пишет: «Родогина (sic!), царица персов, – как говорит Эсхин-философ, – величайшим сделала царство персов. Ведь она, – говорит, – сделалась мужественной и устрашающей в делах настолько, что, когда она ухаживала за волосами, услышав, что восстали некоторые из подчиненных ей народов, бросила полуоконченным заплетение волос и не прежде заплела их, чем заставила подчиниться вышеназванные народы. Поэтому и сопоставлено с ней золотое изображение, имеющее половину волос на голове заплетенными, а половину – распущенными». Данное свидетельство также достаточно древнее, ведь об этом писал уже философ Эсхин (первая половина IV в. до н. э.), ученик Сократа. Вероятно, данное античное предание должно было объяснить изображение на персидской царской печати (Polyaen., VIII, 27). Именно этот легендарный персонаж с персидским именем в греческом искусстве обычно и изображали с наполовину причесанной головой. Так, Филострат (Imag. II.5) описывает картину, где представлена Родогуна, царица персов, рядом со своей вороной нисейской лошадью после победы над восставшими армянами. Родогуну опять сложно сопоставить с другими известными нам историческими персонажами с этим именем. Можно, в частности, вспомнить, что мать Дария I носила это имя (Suid., Harpocr. s. v. ??????????) [28] .
28
Plaumann. ?????????? // RE. 2. R. Hbbd. 1. 1914. Sp. 956–957.
Кроме легендарных персонажей, имеется целый блок сведений об исторических правительницах в Ахеменидской империи, где, впрочем, были лишь неперсидские женщины-правительницы в Малой Азии, в которой существовала традиция сильной женской власти. Женщины, находясь у руля управления, должны были исполнять все функции монарха, составной частью которых были военные обязанности, в частности предводительство войсками. Артемисия, дочь и наследница тирана Галикарнасса Лигдамида, привела в армию Ксеркса пять кораблей из своего города (Hdt., VII, 99; VIII, 88). Кроме того, она командовала кораблями с подвластных ей соседних островов Коса, Нисироса и Калидны. По более древней традиции, передаваемой Геродотом, Артемисия проявила доблесть в Саламинском сражении (Hdt., VII, 99; Plut. Them., 14, 4; Paus., III, 11, 3; Tzetz. Chiliad., XII, 955–964). Согласно Геродоту, Ксеркс, увидев с возвышения, как сражается Артемисия, воскликнул: «Мужчины стали у меня женщинами, а женщины – мужчинами» (Hdt., VIII, 88; ср.: Polyaen., VIII, 53, 5). Греки даже назначили за ее поимку награду (Hdt., VIII, 93; Polyaen., VIII, 53, 2). Сама Артемисия вела двойную игру, стараясь соблюсти свои интересы и в случае победы персов, и при выигрыше греков. Поэтому по более поздней традиции, Артемисия уже сражалась при Саламине то за греков, то за персов, меняя при этом значки на корабле (Polyaen., VIII, 53, 1; 3; ср.: Anon. De mul. virt., 13) [29] . Следовательно, тут перед нами в традиции появляется женщина-флотоводец – уникальный случай в древнеиранской военной истории. Впрочем, такое восприятие Артемисии возникает лишь из-за акцента источников на данном событии из жизни царицы.
29
Stengel. Artemisia 2 // RE. Bd. II. Hbbd. 4. 1896. Sp. 1441; Gera D. Warrior Women: The Anonymous Tractatus de Mulieribus. Leiden, 1997. P. 205–218; Chuchet V. S. The Warrior Queens of Caria (Fifth to Fourth Centuries BCE): Archaeology, History, and Historiography // Women and War in Antiquity. Baltimore, 2015. P. 240–243.