Военные повести и рассказы
Шрифт:
– К нам, значит, эвакуированные? – спросила Рима. Любопытство ее преодолело обиду.
– Кто это – эвакуированные? Соображать надо все-таки… Мы с острова Валаама, из Ладожского озера. Нас сперва под Ленинград, а теперь сюда перевели, на берег к вам.
Вроде как морская пехота. И вообще, я с тобой разговаривать не обязан, я вахтенный. Ясно, кажется, говорю. Ну, отваливай, отваливай на ту сторону! Должна понимать, раз военный объект!
Рима совсем разобиделась и повернулась спиной.
– Ну и не больно нужно! Подумаешь, какой «объект»! Это наша школа, а не объект. Моряк с разбитого корабля! Вот я скажу нашим мальчишкам, так они тебе покажут «объект». У наших форма-то почище вашей будет – с козырьком. У меня знаешь какой брат есть?
– Хватит разговорчиков! – отрезал флотский.
– А я, кажется, с вами не разговариваю. Не собираюсь даже. Вы сами же начали. Подумаешь, флотский! Надел фуражку набекрень и уж воображает!
– Первым делом, это не фуражка, а бескозырка, по-нашему – беска. Надо знать. Выросла уже порядочно, а различать не можешь. И вообще, это не твое дело… Ты вот лучше скажи, куда у тебя с правой ноги галоша ушла? – спросил он неожиданно, бросив взгляд на ее ногу и улыбнувшись. А улыбка у него была славная, зу бы так и блеснули.
– Ой, и правда! – вспомнила Рима. – Вы случайно мою галошу не видели?
– Только мне и занятие, что за твоими галошами смотреть! – Морячок уже внимательнее оглядел ее и вдруг перешел на «вы». – Стойте, у вас же на левой ноге обе галоши, надели одну на другую! Эх вы, сухопутные!..
– И правда! – обрадовалась Рима. – А я-то смотрю, что это у меня левая нога заплетается!
И оба они стали смеяться и смеялись долго и весело.
Потом Рима, сочтя неловким это уличное знакомство, резко оборвала смех, степенно поджала губы, вздернула кверху упрямый, как у брата, подбородок:
– Ну, спасибо вам, а то бы я искала, искала… Теперь пошла.
– Добро, – крикнул ей флотский, – счастливого плавания! Виноват, погодите, как позывные-то ваши? – Какие это позывные? – не поняла Рима.
– Ну, как зовут это по-нашему значит. Рима глянула на него через плечо: – А как звать, не вам знать. Сперва наорал, а потом – как звать. Рима звать, а вас это и не касается.
– Рима? – переспросил флотский. – Интересное имя. – По-моему, самое обыкновенное. А фамилия какая, не скажу. – Рима помолчала немножко, но флотский не просил сказать фамилию, она сама смилостивилась: – Ну ладно, скажу, так и быть. Бутырёва фамилия. Капку Бутырёва еще не знаете? Его все тут знают в Затоне. Он в ремесленном училище самый главный мальчишка, а я его родная сестра. Ну, всего вам. – Рима, погодите, – остановил ее флотский. Голос у него был теперь совсем другой – вежливый, тихий. – Как тут у вас?.. Населенный пункт большой? – Какой населенный пункт? – Ну, этот самый… как его… Затонск, что ли, по-вашему. – Так это же город. – Для кого город, для нас – населенный пункт. Кино бывает? – Бывает, конечно. В Клубе водников. – Во-одников? – насмешливо протянул флотский. – Откуда же у вас тут, на сухом месте, взялись во-одники?
– Да тут же у нас Волга! – искренне возмутилась Рима. – Вон, видать ее. Знаете, у нас пароходы какие ходят!
– Тоже река! Водники-мелководники. Вот у нас на Ладоге как рванет штормяга да как двинет зыбайло, так это вот дает жизни!
– Это что там за разговорчики на трапе! – послышался густой, раскатистый бас, и в дверях показался пожилой седоусый моряк с четырьмя узкими нашивками на рукаве. Углом вниз шли широкие золотые шевроны [8] .
«Это, наверно, самый главный у них, капитан», – подумала Рима.
8
Шеврон – нашивка из ленты-галуна в виде угла на левом рукаве форменной одежды солдат и младших офицеров. Их количество означает число лет сверхсрочной службы.
– Вахтенный! – гаркнул моряк с нашивками и перешел вдруг на зловещий шепот: – Сташук, галок считаешь, разговоры разговариваешь! Кажется, ясно сигнал играли. Кончай возиться!.. – загремел он опять. – Свистать всех на верхнюю палубу. Юнги, на занятия! Разболтались уже, подтянись! Живо-два, ходи веселей, моментом!
– Есть всех на верхнюю палубу! – И юнга, звонко щелкнув каблуками, скрылся в подъезде школы.
А Рима пошла в булочную и все оборачивалась. Над школой на высокой мачте вился большой серебристо-белый флаг, синий снизу, с красной звездой и серпом-молотом.
Рима шла и заранее предвкушала, как она первая сообщит новость всем подругам – и Лиде Бельской, и Шуре Куличёвой, и всем другим девочкам.
Юнга ей понравился. Росту высокого, собой хорош и совсем настоящий моряк. Задается немного, воображает из себя, но, видно, симпатичный. Наверно, придет вечером к водникам.
И, увидев в очереди за хлебом свою подругу Лиду Бельскую, черноглазую смуглянку, эвакуированную из Одессы, Рима кинулась к ней:
– Знаешь, Лида, в нашей школе теперь флотские жить станут. Их там много, мальчишек. Одеты на манер матросов, вот тут ленточки. Один там такой есть, Сташук, с винтовкой на крыльце стоит и на ту сторону всем велит сворачивать.
А я все равно не свернула. Обещал к водникам прийти.
Выйдешь вечером?
– Хо! Новость то-оже! – протянула Лида. – Моряков, что ли, я не видала? У нас их знаешь сколько…
Но все-таки пошла проводить Риму до дому, чтобы по дороге хоть одним глазком посмотреть на моряков. Весть о том, что в затонскую школу приехали моряки, балтийские юнги, быстро облетела весь Затон, и мальчишки уже лезли на ограду, чтобы посмотреть, что там делается, на школьном дворе. Потом они наперебой рассказывали, как юнги стоят, выстроившись во дворе, а самый главный, с нашивками – усищи во! – командует и распоряжается, и все перед ним в струнку. А у самых маленьких юнгов бескозырки без ленточек, но остальное все как и у настоящих флотских.
Галки, немного поуспокоившись, сидели на ветках у своих гнезд и внимательно поглядывали то одним, то другим глазом на снующих по двору, бегающих вниз и вверх по лестницам незнакомцев.
Глава 11
И стар и млад
В пролете гудели вентиляторы, стучали дробно, цокали и жужжали работающие станки, трансмиссии, сверла. В слитный шум цеха врезался минутами звенящий, взвывающий визг электрической пилы со двора. Капка, в старой спецовке, замасленной и местами протравленной чем-то, стоял у своего станка, самого крупного в пролете. Под ним была небольшая скамеечка, которую в цехе называли трибункой. Капка был человек аккуратный; станок был ему велик, но подставлять себе, как это делали другие, пустой ящик он считал невозможным. Он сам сколотил себе трибунку, выкрасил ее кубовой краской [9] , а по его образцу стали делать себе трибунки и дру гие ремесленники, если станок был им не по росту.
9
Кубовая краска – синяя, яркого, густого оттенка.