Военные приключения. Выпуск 4
Шрифт:
— Ага, вот: единые правила несения строевой и караульной служб, порядок марша, лагерного расположения полков. Вот и план захвата — карты, смею надеяться, недаром изучались. Что же касается высокоумных планов господина фельдмаршала, то пусть он меня простит, но надлежит на них, по моему скромному разумению, незначительнейшего Петрушки Александрова, сына Румянцева, наплевать и забыть!
Фельдмаршал ответил подобной же любезностью: все рапорты Румянцева о своевременной передаче под его начало определенных под Кольберг войск ни к чему не привели, и его буквально выпихнули в Померанию с половинным
Сия возможность предоставилась, по мнению главнокомандующего, лишь через три месяца; до этого же осаждаемые превосходили русский корпус в полтора раза, не говоря уже об артиллерии, которой до подхода августовского морского десанта Румянцев почти вовсе не имел.
Еще на марше командир корпуса наладил сторожевую службу, создал сеть магазинов, заложив в них достаточные запасы продовольствия и снаряжения, те есть всячески укреплял свой тыл, не желая в дальнейшем неприятных сюрпризов в самый неподходящий момент и памятуя, что где тонко, там и рвется. Он же плел свою сеть везде крепко, твердо надеясь, что она не прорвется и уж кто в нее попадет — не вырвется.
В августе, сосредоточив в своем укрепленном лагере Альт-Бельц все предусмотренные ему по штату войска, он прежде всего занялся их обучением, поскольку еще сразу же по принятии командования над корпусом понял, что без этого ему ничего ее добиться, настолько плоха подготовка солдат.
Для начала он разбил свой корпус на бригады, в составе двух полков пехоты и батальона отборной пехоты — гренадер, создав его из отдельных гренадерских рот, бывших при каждом полку, сформировал особые легкие батальоны из охотников для действий в лесах и для поддержки операций легкой конницы — прообраз будущих знаменитых егерей, красы и гордости русской армии на долгие годы и десятилетия.
Дабы не отвлекать основную массу солдат от наиважнейшего, по его мнению, дела — военной учебы, Румянцев создает «штабной батальон» и «штабной эскадрон» для несения нарядов, организует бесперебойное снабжение, бывшее до этого всегда ахиллесовой пятой русской армии. После чего с чистой душой призвал к себе старого своего друга еще по Кадетскому корпусу, а ныне находящегося в его корпусе и подчинении генерал-майора Еропкина.
— Садитесь, Петр Дмитриевич.
— Благодарю, ваше высокопревосходительство.
— Вы забыли мое имя, господин генерал-майор?
— Нет, Петр Александрович, просто…
— Вот и прекрасно. Мы с вами не на параде и не на плацу, Петр Дмитриевич. Почел бы за честь быть с вами на «ты», сейчас же считаю сие излишним. А ваше мнение по сему предмету?
— Совершенно согласен с вами, Петр Александрович.
— Благодарю. Всегда приятно обнаружить в подчиненном единомышленника. Что до официальщины, то мне она, тезка, не нужна. Да и знаем мы друг друга достаточно долго, дабы обойтись без нее. Так что с сим вопросом покончим отныне и навсегда и перейдем к делам настоящим.
— Слушаю вас.
— Так вот, Петр Дмитриевич, вызвал я вас по сугубо важному и серьезному вопросу. Вы, думаю, поняли, что части вверенного моему командованию корпуса я переорганизовывал не из одного лишь суетного желания прикрыть одну заплату
— Благодарю вас, ваше высокопревосходительство. Почту за честь.
— Пусть вас не смущает некоторая несвоевременность сего. Она кажущаяся.
— Петр Александрович, меня смущает не это. Насущность вашего решения я отлично понимаю. Стоит только посмотреть на наше войско, как всякое сомнение отпадает. Меня тревожат сроки. Уже август. Хватит ли у нас времени до зимы и обучить наших солдат, и с ними, обученными, взять Кольберг?
— Ничего. Петр Дмитриевич, на войне люди учатся быстрее. И насчет зимы не беспокойтесь — Кольберг будет взят!
— Но кто же воюет зимой?
— Мы будем воевать. Разбаловались — в стародавние времена, когда ставкой на кону была держава, сие не служило препятствием. Как вы помните, Невский любил воевать именно зимой — мечи звонче на морозе. Так и мы будем воевать и зимой, и летом. При достаточной организации всех служб погода не так уж я страшна. Она прежде всего пугает военачальников-разгильдяев, которые привыкли, что их войско спит под кустом и жует то, что у селянина из грядки вытащит.
Обучение, тут же и начавшееся, шло скоро и успешно, если не считать досадных помех, которые создавали пруссаки.
Фридрих, справедливо решивший, что коли за осаду взялся Румянцев, то не грех будет и усилить своя войска в районе Кольберга, послал своего кавалерийского генерала фон Вернера, укрепленного артиллерией, к крепости.
Гусары Вернера ударили по казачьему полку, расположенному в деревне Фархмине. Но разведка вовремя донесла о движении пруссаков, и командир полка имел время прикинуть, что нужно, и наметить диспозицию, которую он и изложил командирам своих сотен кратко и энергично:
— Пруссак — дурак. Он думает, что мы его в деревне этой чертовой ждать будем. Дулю им! Хлопцы! Оставим им тут — чтоб не огорчались — душ тридцать, а сами — по сторонам. А когда они пройдут — тут уж не зевай!
Темные казаки нехорошо, не по-европейски обошлись с образованным генералом фон Вернером. Его тщательно подготовленный и любовно исполненный массированный удар пришелся по тридцатисабельному отряду, начавшему паническое бегство перед непобедимыми гусарами. Увлекшись, Вернер забыл, что у него, как и у всех прочих воинских частей, существуют, кроме фронта, еще и тыл, и фланги. Казаки напомнили ему об этом. Вернер был обращен в бегство, которое ускорил непосредственно сам Румянцев, приведший подкрепление. Взяли много пленных, в числе коих был и сам генерал. Этому весьма содействовал отряд полковника Бибикова, состоящий из драгун, казаков и двух батальонов пехоты. Именно Бибиков, брошенный Румянцевым вдогон Вернеру, настиг пруссаков в Трептове, окружил и наголову разбил. Здесь впервые было применено новшество, коему Еропкин по прямому указанию командира корпуса обучал солдат — гренадеры Бибикова атаковали Вернера не линией, а глубоко эшелонированной батальонной колонной.