Военные приключения. Выпуск 5
Шрифт:
Степан кивнул, будто соглашаясь, долго, очень долго пытался прикурить, одну за другой обламывая спички, наконец ему это удалось, он затянулся жадно, бросил как бы вскользь!
— Правильно ты все сказал, р-р-родственничек: хватит лясы точить. Так что давай ар-р-рестовывай. Глядишь, по твоей собачьей милости, пятерик судья подбросит…
— Дурак, — устало сказал Артем. — И вот тебе мой совет. Проспись, а завтра с утра вали в милицию и во всем признайся. Глядишь, и не посадят…
Видимо окончательно протрезвевший, Степан как на безнадежно больного посмотрел на Артема.
— Что ж я — дурак, сам на себя петлю надевать?
— Ну, как знаешь, — пожал плечами
III
Локомотив сбросил скорость, мимо окон проплыли столбы с непонятными пассажирам номерами, остались позади пристанционные строения, веером разбежались отполированные до блеска разъездные пути. Наконец состав лязгнул буферами, протащился вдоль высокой платформы и остановился, выпуская из дверей суровых проводников — большей частью женщин. Станция Кедровое.
Верещагин дождался, когда проводница закрепит верхнюю, откидную ступеньку, и сошел на перрон. В руках он держал объемистую спортивную сумку, с какими обычно ездит командированный народ, и черный, с блестящими металлическими ободками и номерными замочками «дипломат». Верещагина никто не встречал, и, справившись у маячившей неподалеку дежурной, как лучше проехать к центру, он легко зашагал к автобусной остановке.
Настроение у следователя краевой прокуратуры Петра Васильевича Верещагина было превосходное. Ему только что исполнился возраст Иисуса Христа, а когда в тридцать три года ты строен, по-военному подтянут, модно, но не броско одет — от всего этого может подняться настроение даже у бирюка, а Верещагин никогда не был им.
Районные власти, как тому и положено быть, находились на центральном «пятачке». Райком партии, комсомол, народный контроль и райисполком помещались в трехэтажном кирпичном здании. Чуть справа, на дверях бревенчатого дома, обшитого «вагонкой», матово поблескивала вывеска прокуратуры, напротив — райотдел УВД СССР. Верещагин постоял немного, раздумывая, куда ему поначалу идти: в прокуратуру или к одноэтажному приземистому особняку с резными наличниками, и свернул к милиции. В первую очередь следовало познакомиться с заместителем начальника по уголовному розыску майором милиции Грибовым.
Грибов был на месте. Увидев на пороге кабинета незнакомого щеголеватого мужчину с шикарным «дипломатом» — сумку Верещагин оставил у дежурного, — он оторвался от какой-то схемы, которую старательно вычерчивал на листе бумаги, поднялся навстречу гостю.
— Верещагин, если не ошибаюсь?
— Да. Петр Васильевич.
— А я — Василий Петрович. — Он крепко тряхнул руку следователю и тут же спросил: — Что ж с вокзала не позвонили? Мы бы встретили.
— Пустое, да и размяться хотелось, — отмахнулся Верещагин и оценивающе, но так, чтобы этого не заметил майор, окинул его взглядом. Заместитель начальника по уголовному розыску, в отличие от следователя прокуратуры, был излишне грузен, пожалуй, лет на десять старше его, немного лысоват, и если бы не большие, почти квадратные кисти рук, на которых синели наколки, выдававшие в майоре бывшего моряка, его можно было бы вполне отнести к разряду чеховских героев, которые за двадцать лет спокойной работы до дыр просидели штаны, обзавелись садиком, огородом и кучей детишек, а по воскресным дням ходят играть в карты к точно такому же соседу.
— Кстати, — спохватился майор, — а вы что… с одним только дипломатом?
— Да нет, просто неудобно как-то было вваливаться с вещами. Я сумку у дежурного оставил, — улыбнулся Верещагин, которому сразу же, правда непонятно чем, понравился этот полноватый для своих лет милицейский майор.
— Где думаете остановиться? — спросил Грибов. — В гостинице или в служебном помещении?
— В гостинице. И если можно, то в том же номере, где жил журналист Кравцов.
— Хорошо. Тем более что комната до сих пор опечатана. Как он там, кстати? Наши-то поселковые врачи только руками развели, когда его в больницу доставили. Вот и пришлось переправлять в город.
Верещагин вздохнул.
— Вчера я разговаривал о главврачом. Тяжелое ранение в голову, до сих пор в сознание не приходил. Правда, операция прошла нормально.
— А мы вчера Шелихова хоронили, — как-то очень тихо сказал Грибов. — Замечательный был парень…
Верещагин внимательно посмотрел на майора. Он еще не знал, что собой представляет убитый несколько дней назад Артем Никанорович Шелихов, и если бы не столь тяжкое ранение столичного журналиста, вряд ли он был бы здесь. На это есть районная прокуратура, которая и должна вплотную заняться убийством.
— Как думаете сегодняшним днем распорядиться? — спросил Грибов. — Может, сначала в гостинице устроитесь?
— Да нет, — мотнул головой Верещагин. — Давайте съездим на место происшествия, введете меня в курс дела, затем надо будет собрать следственно-оперативную группу, наметим план дальнейших действий, а потом уж и в гостиницу.
— Хорошо, — согласился майор и, сняв телефонную трубку, вызвал машину.
Верещагин попросил, чтобы они проехали той дорогой, которой, предположительно, шли Шелихов с Кравцовым в трагический для них вечер. Грибов что-то сказал шоферу, молоденькому, видимо сразу после «дембеля» пришедшему в милицию парню, с чуть раскосыми глазами, выдававшими в нем аборигена этих мест. Тот кивнул, и газик запылил вдоль центральной поселковой улицы, направляясь к темнеющему вдалеке лесу, за которым расположился местный аэродром с небольшим, в несколько домов, поселком, где жили причастные к летному делу люди. Там, в осиротевшей без хозяина избе, замкнулась в непоправимом горе и Татьяна Шелихова. Вдова, которой едва перевалило за двадцать.
— Дежурная, — рассказывал Грибов, — показала, что из гостиницы они вышли что-то около десяти вечера. Кравцов еще сказал, что проводит немного товарища и тут же вернется. Попросил, чтобы она входную дверь не запирала.
Милицейский «газон» тряхнуло на рытвине, замолкавший было майор чертыхнулся, хмуро покосился на покрасневшего паренька с ефрейторскими лычками на погонах, опять повернулся к следователю.
— Дежурная также говорит, что Артем пришел к журналисту где-то около семи вечера. Он еще поздоровался с ней. Потом они спустились в гостиничный буфет. Выйдя оттуда, попросили у нее чайник и пару «приличных», как она сказала, стаканов и поднялись на второй этаж в номер Кравцова. Буфетчица подтвердила, что они взяли у нее отварную курицу, две бутылки минеральной воды и пачку грузинского чая.
— Это что, нечто прощального ужина? — спросил Верещагин.
— Как вам сказать… — пожал плечами майор. — Оказывается, Кравцов вместе с парашютной командой Шелихова был на последнем пожаре, видно, не все успел записать, и лично я предполагаю, что Артем пришел в гостиницу по его просьбе, чтобы доработать материал. Об этом, кстати, говорят и записи Кравцова с внесенными исправлениями, видимо сделанные в этот последний для Артема вечер.
Концовку фразы майор милиции Василий Петрович Грибов сказал как-то очень уж лично, и Верещагин невольно посмотрел на него.