Военные приключения. Выпуск 5
Шрифт:
— Мужики, как бы мне Курьянова найти? — окликнул парней Верещагин.
Оба подняли голову и с вальяжной ленцой кивнули в сторону антенны.
— Вона, в диспетчерской, — отозвался белобрысый. — Сводку передает.
— Спасибо, — невольно улыбнулся Верещагин, увидев развалившегося на скамейке огромного кота, который идеально дополнял эту картину утренней неги, когда люди, знающие себе цену, могут так вот запросто перекинуться в шашки или в то же домино, зная, если они понадобятся — позовут.
Летнаб Курьянов заканчивал передавать сводку, когда в дверном
— Извините, сейчас кончаю.
— Ничего, ничего, — успокоил его Верещагин, осматриваясь.
Сухо потрескивала рация, громоздившаяся на столе, запашистым домашним теплом отдавал беленый бок печки, на стене висела испещренная красными и синими полосками карта. «Краевая», — отметил про себя Верещагин. На окнах белели чистенькие занавески. Ничего лишнего, а уют был домашний.
Курьянов наконец-то закончил передавать данные, выключил рацию, устало повернулся к следователю.
— Пожары одолели, август. А тут такое…
По возрасту он был чуть старше Верещагина, но то ли излишняя мужиковатость старила его, то ли он не мог оправиться после гибели Шелихова, однако на вид ему можно было дать все сорок пять.
— Да чего ж мы… Не познакомились даже, — вдруг спохватился он. — Кирилл Владимирович, — чуть приподнявшись на стуле и жестко стиснув ладонь Верещагину, представился Курьянов. — Летчик-наблюдатель. — И тут же спросил: — Чаю попьете? Крепенького.
— Если только за компанию, — согласился Верещагин. — Вообще-то, я уже завтракал.
— Ну и зря, — неожиданно констатировал этот факт летнаб. — Мои ребята вас ушицей бы свежей попотчевали. А уж чай со сгущенкой всегда найдется. Так что имейте в виду на будущее.
Курьянов прошел в сени, потрогал чайник и, убедившись, что из этой водички ничего уже не получится, сунул туда мощный кипятильник с черной пластмассовой ручкой. В приоткрытую дверь Верещагин видел, как он достал из небольшого настенного шкафчика пачку чая, засыпал его в эмалированную кружку и, когда забулькал кипяток, круто заварил и поставил на плиту «доходить».
Наблюдая за этими манипуляциями, Верещагин невольно вспомнил погранзаставу, зимнюю промозглую стылость, когда он возвращался с участка и точно так же колдовал над заваркой. Видно, люди, исполняющие настоящую мужскую работу, в своих неприхотливых привычках очень похожи друг на друга, и это объединяет их.
— Кирилл Владимирович, как вы думаете, кто мог убить Шелихова? — спросил Верещагин, когда Курьянов, сделав очередную ходку в сенцы, принес оттуда чайник, два стакана, сахар, поставил на стол обернутую в старенькое вафельное полотенце кружку с заваркой.
Летнаб развел руками:
— Убей бог — не знаю…
— Но, может, хоть предположение какое есть? Ведь не могли же просто так, забавы ради, подстеречь человека, а потом добить его выстрелом в затылок.
— Не могли, — согласился
— И все-таки?
— Понимаете, — отставив кружку, сказал Курьянов, — не для всех удобным человеком был Артем.
— Это как? — не понял Верещагин.
— Да как бы вам объяснить… По мнению некоторых, он «слишком правильный и принципиальный», чтобы устраивать всех и каждого.
Верещагин невольно отметил, что Курьянов говорит об убитом в настоящем времени, — значит, не смирился еще со смертью Шелихова.
— Ну а конкретно, в чем это выражалось?
— В чем, спрашиваете? Да вот хотя бы это. — Курьянов достал из стола потрепанную газету.
«Комсомольская правда», — отметил Верещагин, пока летнаб переворачивал газетный лист.
— Почитайте-ка, — ткнул он пальцем в верхний правый угол на развороте.
«Бульдозером по жемчужине», — прочел Верещагин заголовок, под которым черными буквами было набрано: «Уникальной драгоценностью Сибири называют кедр. Но сколько его гибнет на ударных стройках из-за бесхозяйственности и равнодушия»: Статью писал какой-то Е. Черных.
Верещагин пробежал глазами два газетных столбца, невольно остановился на фразе:
«Ведомственность — главный бич сибирской тайги. Еще многих, видно, убаюкивает фраза, что мы — хозяева самых больших на планете лесных богатств. Но потребности народного хозяйства страны в древесине уже не обеспечиваются. И в такой ситуации пускать пихтачи, ельники под нож бульдозера — преступление».
Дочитав до конца, Верещагин положил на стол газету, вопросительно посмотрел на Курьянова.
— Злободневно, но при чем здесь Шелихов? — спросил он.
Летнаб кивнул утвердительно.
— Значит, согласны, что вопрос этот — не мелочевка?
— О чем разговор…
— Так вот, не знаю я, что именно дало первоначальный толчок этому самому Е. Черных для статьи, во дело в том, что еще в прошлом году Артем писал в «Комсомолку» о подобных фактах.
— Н-не понимаю, — честно признался Верещагин. — От вас до Сибири — два лаптя по карте, при чем здесь Шелихов?
— Сейчас объясню, — устало сказал Курьянов, глотнув вяжущего своей горечью чая. — В прошлом году это было, к осени ближе. В Сибири пожары пошли, тамошние авиабазы не справлялись, вот и подбросили им парашютистов из других областей. В том числе и команду Шелихова. Что-то с полмесяца они там пробыли. Вернулись — не узнаю ребят. Злые как черти! А Венька Стариков, так тот вообще прямо с заявлением ко мне приперся. А в нем, не поверите, черным по белому написано: «Требую освободить меня от работы, так как больше такой бардак терпеть не намерен». И на целую страницу приколота объяснительная, которая, начинается словами: «Копия в Совмин СССР». Ни больше ни меньше.