Военные приключения. Выпуск 5
Шрифт:
— А как же он в Кедровом оказался?
— Дед его здесь с бабкой жили. Они ему и дом этот переписали. А умерли в прошлом году — старые уже были.
Словно выговорившись, она замолчала надолго, и в ее запавших глазах опять навернулись слезы.
Молчал и Верещагин, понимая, что расспрашивать сейчас бесполезно, Татьяна ушла в себя, и уставший от бессонных ночей мозг ее лихорадочно выдавал только ей понятные обрывки прошлого. Неожиданно сна проговорила тускло:
— Лучше бы мы еще где-нибудь жили…
— А что, у
— Враги?.. — Пожалуй, впервые Таня подняла на следователя глаза, в которых кроме непробудной тоски выразилось удивление. — Враги… Нет, что вы! Артема любили. Отзывчивый он был, добрый, И вот… — На этот раз она не выдержала, всхлипнула и, закрыв лицо руками, громко, навзрыд, заплакала.
— Таня, успокойтесь. Ну нельзя же так, — попытался успокоить ее Верещагин. — Пожалейте себя. Вам же еще жить да жить.
— Да не хочу, понимаете, не хочу я жить! Не хо-чу-у! — на одной тягучей ноте выкрикнула она.
— А вот это уж вы совсем зря, — урезонил ее Верещагин. — У вас дочь, которая, между прочим, материнской ласки и внимания требует. Так что возьмите-ка себя в руки. Горе горем, а жизнь вперед идет. Хотим мы того или нет…
И то ли на женщину подействовала эта сухая казенщина, от которой даже у Верещагина едва не перекосило рот — хотелось успокоить какими-то человеческими словами, вниманием, а тут… то ли она уже выплакала слезы и теперь, ошалевшая от горя, медленно приходила в себя, то ли еще от чего, но Татьяна вдруг оторвала от ладоней голову, подняла заострившееся лицо, на котором тускло блестели вымученные глаза, сказала неожиданно спокойно:
— Вы правы, наверно. Дочь… — При этом слове она тупо уставилась в пол, какое-то время сидела молча, потом насухо вытерла тыльной стороной ладони глаза, по-детски шмыгнула носом. — Да, вы правы. Давайте чаю попьем.
— С удовольствием, — согласился Верещагин. И пока хозяйка доставала из серванта расписные чашки, конфеты, откуда-то из сеней принесла банку варенья, он налил в электрический чайник воды из молочного бидона, что по-деревенски примостился в углу кухни ка дубовой подставке, воткнул штепсель в розетку.
— Может, покушаете? — спросила Таня.
— Спасибо, не хочу, — отказался Верещагин и, улыбнувшись, добавил: — А вот варенье… с удовольствием. Из жимолости? — спросил он.
— Ага, — кивнула женщина, и Верещагин подивился, когда же это она успела привести волосы в порядок, аккуратно собрав их пучком на затылке. Теперь лицо ее было открыто, матово белел высокий лоб, и только припухлость да почерневшие глазные впадины чуть портили ее.
«Красивая», — отметил про себя Верещагин.
А хозяйка дома, словно боясь остановиться, чтобы опять не удариться в безысходный плач, говорила:
— С прошлого года еще варенье. И немного наварила, а все никак съесть не можем. Да вы побольше себе накладывайте, не стесняйтесь. Оно вкусное.
Варенье действительно было вкусное,
— И все-таки, Таня, может быть, раньше Артем врагов нажил? Сами понимаете, жизнь без того не проходит.
— Та ни, — чуть нараспев протянула она, и по этой грудной певучести угадывались переселенцы с Украины. — Конечно, кое-кому Артем будто костяка поперек горла стоял, а вот чтобы врагов заиметь… Нет, не было, — твердо сказала она.
— Ну, а кому конкретно он мог поперек горла стоять? — ухватился за фразу Верещагин.
— Конкретно?.. — пожала плечами Таня. — Точно я не знаю, но сами понимаете, у него работа такая. Ведь пожары не всегда от сухой грозы загораются. Иной раз люди и костер оставят непотушенным, а огонь и пошел… Вот Артем и писал акты да протоколы, когда находил виновных.
— Так это же его обязанность, — сказал Верещагин.
— Да, конечно, — согласилась она. — Однако ж можно на это и сквозь пальцы посмотреть. Не установлена причина — и все тут. А Артем нет… Вот и на здоровался кое-кто с ним. Что в Кедровом, что у нас в поселке.
— А кто именно?
— Ну-у, — развела руками Татьяна, — разве ж так вспомнишь… Да и не то все это, не то, — тихо добавила она и глубоко вздохнула, пытаясь сдержать наворачивающиеся слезы. — То все пустяки, обиды мелкие. Не будут люди из-за такого…
— И все же его убили, — жестко сказал Верещагин, ненавидя себя в эти минуты.
Видимо, соглашаясь с ним, Таня кивнула молча.
— А поэтому меня интересует, кому ваш муж насолил в такой степени, что его… с такой жестокостью?..
— Н-не знаю, — почти беззвучно ответила она. И опять в доме сгустилась тяжелая тишина.
— Таня, — коснулся плеча женщины Верещагин, — может, этот вопрос вам и неприятен, но все-таки ответьте: какие отношения были между Артемом и вашим братом?
— Степаном? — удивилась она вопросу, поднимая на следователя глаза. — Да никакие. Хотя раньше друзьями были. Благодаря Степану я и с Артемом познакомилась…
Она опять замолчала, видимо вспоминая те счастливые для нее годы, потом добавила:
— Ну а когда у Степана авария произошла, судили его. Освободился, думали, ума наберется, а он будто удила закусил, обиженного из себя строит. Связался с какими-то бичами, в общем… — и она безнадежно махнула рукой.
— А он был на похоронах? — упрямо продолжал расспрашивать Верещагин, пытаясь схватить подспудно возникшую мысль.
— На похоронах?.. — переспросила Татьяна. — Нет, не был. Щас же кета пошла, так кое-кто готов и совесть забыть. Вот и наш… Мама говорила, что он еще раньше умотал куда-то. Потом объявился. Попил вина и опять пропал куда-то. Нет, не было его на похоронах. Видно, еще не знает…