Военные тайны ХХ века
Шрифт:
Сергей Кудряшов утверждает: «Я думаю, еще никогда в истории человечества не печаталось такое количество различных листовок. Это миллиарды штук. Колоссальное количество, на любой вкус, и огромными тиражами, как для внутреннего потребления, так и для иностранного, все это во время войны сбрасывалось с самолетов или просто распространялось через свои газеты. Некоторые листовки просто с призывом, некоторые с карикатурой. Плюс нестандартные формы пропаганды – например, через марки».
Геббельс целиком погрузился в работу, а Магда – в воспитание детей. Их было шестеро –
Из дневника Геббельса: «Вот лежит малыш, лицом Геббельс. Я безмерно счастлив, готов все расколотить от радости. Мальчик!»
До краха рейха оставалось 10 лет.
Елена Съянова рассказывает: «Супруга доктора Геббельса была сентиментальна и романтична, и слишком запал в ее воображение тот образ арийского счастья, прекрасного, светлого мира Германии, который сумели нарисовать ей Гитлер и Геббельс. Она слишком хотела, чтобы ее дети жили в такой стране».
Для Геббельса собственная семья стала отличным пропагандистским материалом. Он представил своих детей как пример чистокровного потомства без наследственных заболеваний в отвратительной киноагитке «Жертвы прошлого», оправдывавшей бесчеловечную дискриминацию умственно больных и инвалидов. Магда первой в Германии получила из рук Гитлера Почетный крест немецкой матери. Английская газета «Дейли миррор» называет Магду Геббельс идеальной женщиной Германии.
Но частная жизнь четы Геббельсов была далека от идеальной. Они изменяют друг другу. Йозеф пользуется своей властью над немецким кинематографом и немецкими актрисами, Магда в отместку спит с его заместителями. Вот характерная для Геббельса запись в его дневнике: «Каждая женщина привлекает меня подобно пламени. Я брожу вокруг подобно голодному волку, но в то же время как робкий мальчик. Я иногда отказываюсь себя понимать».
Психолог Николай Чаур утверждает: «Если человек себя не любит, а в данной ситуации мы как раз это и наблюдаем, то ему нужно много-много любви, чтобы убедиться, что наконец-то он достоин этой любви, что он действительно хороший человек».
О войне против СССР Геббельс узнал только тогда, когда Гитлер отправил его к микрофону выступить с обращением к нации. Геббельс понимал, что теперь на первый план выйдут генералы, но он не собирался долго оставаться в тени.
Говорит Елена Съянова: «В тот период, когда Гитлер был победителем, Геббельс был ему не очень нужен. Геббельс об этом говорит сам: «Сейчас он победитель, он бог, он фараон, я ему не нужен, но ничего, еще придут поражения, и он снова призовет меня». Так и случилось».
Геббельс стал новатором в военной пропаганде и в ведении информационной войны. В вермахте были созданы специальные войска пропаганды. В пропагандистских ротах служили репортеры, владевшие оружием, и военные, владевшие репортерскими навыками.
На советских людей обрушилась вся мощь геббельсовской пропагандистской машины. Им говорили, что нацисты пришли, чтобы освободить народы СССР от сталинского ига, что СС – это гуманная организация, а вожди рейха исполнены любви к России и к русским. Часто пропаганда достигала цели. В 1942 году количество перебежчиков из Красной Армии составило около 80 000 человек, в 1943-м – более 26 000 человек и даже в 1944-м – около 10 000. Но своим солдатам ни Гитлер, ни Геббельс никогда не говорили о своей любви к русскому народу и об освободительной миссии немецкой армии.
В 1942 году была выпущена брошюра с красноречивым названием «Недочеловек». Книжица первоначально предназначалась для воевавших в России эсэсовцев в качестве справочного пособия по восточным народностям. Этот документ получил широкое распространение и внутри рейха. «Недочеловек» стал гимном расовой ненависти, призывая немецких солдат смотреть на мирное население как на вредных микробов, которых следовало уничтожать.
Сергей Кудряшов считает: «Пропаганда в данном случае была довольно примитивной и в целом недалекой. Здесь можно говорить о существенных просчетах. Они не совсем понимали систему отношений внутри Советского Союза, его многонациональный характер, роль советской власти в модернизации страны, того, что появилась другая прослойка – молодежь, интеллигенция. Им было не совсем понятно, почему те листовки, которые сбрасывались на оккупированных территориях, часто вызывали смех и не играли практически никакой роли. «Бей жида, политрука, морда просит кирпича» – ну, это вообще анекдотично воспринималось солдатами, даже малообразованными, и часто эти листовки использовались красноармейцами для того, чтобы крутить самокрутки, курить табак».
Колдовская магия геббельсовской пропаганды поддерживала боевой дух вермахта, но решить исход грандиозной битвы народов она была не в силах.
После сталинградской катастрофы Гитлер поручил Геббельсу организацию тотальной войны. «Вам нужна тотальная война?» – спрашивает он у зала. «Ja, ja!» – отвечают тысячи глоток. «Да!» – несется из переполненного Дворца спорта. Это его лучшее выступление, его звездный час.
В апреле 1945 года Геббельс провожает колонны фольксштурма навстречу советским танкам. Он опять говорит о великой миссии, о жертвоприношении, об оружии возмездия. Но старики и мальчишки не аплодируют, а с хмурыми лицами уходят умирать. На последнем оперативном совещании в полуразрушенном здании министерства Геббельс спросил собравшихся чиновников: «Зачем вы сотрудничали с нами, господа? Теперь вы заплатите за это своими головами».
Рассказывает Елена Съянова: «Буквально за несколько дней до смерти его старшая дочь, 13-летняя Хельга, начала писать письмо и писала фактически до конца. Письмо было адресовано мальчику, ее другу, вероятно, ее первой любви. И оно само по себе очень интересно. Когда его читаешь, понимаешь, что в этой семье вырос рано повзрослевший, очень сильный, очень добрый и хороший человек».
Из письма Хельги Геббельс своему другу Генриху Лею: «Мне удалось прийти к твоему отцу на минутку вниз и спросить: нужно ли мне сказать тебе в письме что-то такое, что говорят, когда знают, что больше не встретятся? Он сказал: «На всякий случай скажи. Ты уже выросла, понимаешь, что ни фюрер, ни твой отец, ни я – никто из нас уже не может отвечать за свои слова, как прежде. Это уже не в нашей власти». Он меня поцеловал. Я все поняла.