Военные тайны ХХ века
Шрифт:
Рассказывает Михаил Федоров: «Когда мы вернулись с Галей из загранкомандировки, я стал разыскивать партизан. Я пришел на станцию метро «Ждановская». Взял с собой маленький киноаппарат. Когда мы с Галей вышли из метро, я увидел группу стоящих мужчин и всех узнал. Наши. Я говорю: «Галя, вот они – наши… Мои…» Я взял камеру, сначала их поснимал, потом дал камеру Гале и сказал: «Я пойду, а ты снимай».
Они меня не сразу узнали, а когда я подошел к ним, стал называть их по фамилиям, только тогда узнали. Потом один прямо бросился на меня
А потом было долгое русское застолье. Когда все смеялись, вспоминая партизанские байки, и плакали, поминая погибших друзей. До этой встречи многие считали, что старшего лейтенанта Вронского давно уже нет в живых. Ведь до этого самого дня он не имел права никому из своих боевых друзей называть свою настоящую фамилию. И каждый хотел с ним сфотографироваться. Чтобы в старых боевых альбомах рядом с той прощальной фотографией 1944 года появилась еще одна, сегодняшняя.
На следующий день все вместе поехали в Измайлово зажигать традиционный партизанский костер. Но никто ни разу не спросил у полковника Федорова, почему он говорит с таким непонятным иностранным акцентом и почему у него вдруг изменилась фамилия. Впрочем, его боевым друзьям это было не важно. Главное – что их Вронский снова с ними и снова в строю.
С той памятной встречи прошло много лет. Почти никого не осталось из друзей-партизан полковника Федорова. И сам он скончался в 2004 году. Но до конца своих дней два раза в году он надевал свои ордена и отправлялся к тем, кто был еще жив. И на несколько часов погружался в свое прошлое. Прошлое, в котором все был еще слышен грохот разрывающихся снарядов. В прошлое, где его по-прежнему звали лейтенант Вронский. А потом, придя домой, он еще долго не мог успокоиться. Перебирал фотографии, смотрел старые кинопленки. Он знал – в такие дни он долго еще не мог уснуть, а когда засыпал, ему вновь снился первый день войны.
Боль утрат, суд времени, старые раны… По обе стороны тогдашнего фронта живы свидетели тех давних событий. Одни встречают старость в почете и уважении, другие в безразличии и забвении. Кто хочет слышать, тот услышит их правду. Правду тех, кто 70 лет назад смотрел друг на друга в перекрестие прицела.
1937 год, Всемирная выставка в Париже. Грандиозный павильон Советского Союза, напротив – не менее величественные выставочные залы Германии. Символичное противостояние – с одной стороны немецкие орел и свастика, с другой – Рабочий и Колхозница. А между ними – пока еще свободная Европа. Но на этом празднике уже слышно дыхание близкой катастрофы, многие понимают: новой войны не избежать.
В то время Лотер Фольбрехт, в 1941-м – младший командир школы «Гитлерюгенд», вместе с родителями жил в Берлине и хорошо помнит, как бурно рукоплескали соотечественники легким победам немецкой армии. Вот его воспоминания о том времени: «До 1941 года у немецкой армии все шло хорошо, были завоеваны Польша, Франция, Норвегия, Балканы. Германская армия все время шла вперед, успешная операция была проведена в Африке. Немецкому народу постоянно сообщали об успехах вермахта. Восхвалялись его победы над англичанами».
Победный марш гитлеровской армии продолжается. Теперь экономический потенциал и ресурсы захваченных стран будут работать на Германию. Париж пал 14 июня 1940 года. Гитлер смотрит на еще не поверженную Европу. Впереди главная цель – достижение мирового господства тысячелетнего рейха.
А в это время в Москве на заводах и в школах, в газетах и по радио об успехах Германии говорят только с одобрением. Никаких резких слов в адрес Гитлера. СССР – надежный союзник. Берлин должен быть уверен в лояльности Москвы.
Анатолий Черняев, в 1941-м – студент исторического факультета МГУ, рассказывает об этом времени так: «Всех восторгали эти пикирующие бомбардировщики – тогда это в новинку было, как они бомбили англичан и французов, – и все эти танковые прорывы. Все это газеты наши постоянно публиковали и напичкивали нас этим».
Карл-Герман Клауберг, выходец из богатой, почти аристократической семьи, в 1940 году закончил военное училище в звании лейтенанта. Он вспоминает: «НСДАП, нацистская партия, у нас по первым буквам расшифровывалась как «ты ищешь должность», а для членов партии сокращенно, тоже по буквам, – «должность найдена».
Риторика одержимых нацизмом людей шокировала даже немцев. Многие были без ума влюблены в Гитлера.
Это хорошо помнит Георгий Арбатов, до войны живший с родителями в Германии: «Неистовствующие восторженные толпы… Я, честно говоря, не мог понять, чем восторгаться. Он на неподготовленного человека не мог произвести хорошего впечатления – истеричный и гримасничающий. Но на немцев воздействовал, на каких-то нотах сыграл и сумел стать не только популярным, но и обожествляемым человеком».
Еще в 1930-е появились первые школы организации юных гитлеровцев – Гитлерюгенд. Здесь должны были расти сильные, выносливые и преданные делу фюрера солдаты. Турпоходы и спортивные состязания постепенно переходили в военное учение, а солдатские френчи заменяли становившуюся тесной униформу Гитлерюгенда. Германии нужны солдаты, которые будут убивать каждого, кто встанет на пути великого рейха.
Одним из таких преданных фюреру юных фанатиков был Герд Шнайдер. Он из семьи потомственных военных, его отец – белая армейская кость, генерал и надежда фюрера. Еще мальчиком Герд стал активистом элитной школы Адольфа Гитлера. Как-то раз он был допущен на аудиенцию к фюреру. Ту встречу он помнит в мельчайших деталях: «Я восхищался Гитлером, однажды мне даже посчастливилось близко увидеть его. Это было в декабре 1939 года, шла война. Когда мы, малыши, увидели входящего в комнату фюрера, мы были потрясены и дружно приветствовали его: «Хайль, мой фюрер!» Эта фотография появилась во всех газетах, я очень гордился той встречей».
Рассказывает Георгий Арбатов, в 1941-м – курсант артиллерийского училища: «Коричневый цвет стал самым распространенным цветом в Германии, начались погромы еврейских лавочек, антисемитские и антикоммунистические лозунги и марши молодых людей в полувоенной или военной форме».
Об этом же вспоминает Лотер Фольбрехт: «Это были такие короткие коричневые штаны. Форма не была похожа на армейскую для взрослых, но многие хотели носить форму гитлерюгенда. Это было почетно – светло-коричневые рубашки с карманами, эмблема на рукаве и черные шейные платки».